Замужем за незнакомцем - страница 16

— Приятно познакомиться, лейтенант, — сказал Берк и пожал Джоан руку. Все сели. — Чем могу вам помочь? — спросил Берк.

— Миссис Уэбстер рассказала нам, что ей на работу приходили странные письма, — сказала Джоан. — Она хранит их здесь. Мы бы хотели их увидеть.

— Моя секретарша проводит вас в ее кабинет, — кивнул Берк.

— Трей, займетесь этим? — сказала Джоан.

Берк вызвал по интеркому Джеральдин, и Марбери вышел.

— Доктор Уэбстер говорила, что показывала вам эти письма, — продолжила Джоан.

— Показывала, — согласился Берк.

— Что вы о них думаете?

Берк нахмурился.

— Это вполне могла быть чья-то навязчивая идея, но обычно такие люди себя проявляют. Если объект любви не отвечает взаимностью, начинаются угрозы. Но в этих письмах никаких угроз не было. Я не в первый раз сталкиваюсь с подобным поведением у подростков с повышенной эмоциональностью.

— А больше ничего подозрительного не было? Может, кто-то за ней следил, подглядывал?

— Об этом мне ничего не известно, — ответил Берк.

— Мне нужен полный список ее пациентов.

— Я вам его составлю, — пообещал Берк. — Лейтенант Аткинс, я должен еще кое-что вам сообщить.

— Что именно? — спросила Джоан.

— Несколько месяцев назад у Эммы была пациентка, страдавшая анорексией. Родители девочки были недовольны методами лечения. Они забрали дочь из Центра, и вскоре она умерла. Отец девочки обвинил во всем Эмму. Пришел ко мне, требовал, чтобы ее уволили.

Джоан вскинула брови:

— Миссис Уэбстер об этом не говорила.

Берк вздохнул:

— Она об этом не знает. Эмма и так была расстроена смертью девочки. Но, на мой взгляд, она действовала совершенно правильно.

— Как зовут этого человека?

— Лайл Девлин. Профессор музыки, преподает в Ламберте. Его дочь звали Айви. Я ни в чем его не обвиняю, но к Эмме у него были серьезные претензии.

— Я непременно с ним побеседую, — сказала Джоан.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Берк.

Вернулся Марбери. На нем были одноразовые перчатки, и он протянул Джоан конверт, который она взяла, тоже предварительно надев перчатки. Джоан внимательно просмотрела содержимое. Кое-что она зачитала вслух:

— «В моих снах твое лицо сияет, как далекая звезда. Я мечтаю долететь до тебя. Боль моя невыносима. Как ты можешь смотреть сквозь меня, не замечать тайн моей души?» Похоже на настоящую страсть, — заметила Джоан, убирая письма обратно в конверт. — Доктор Хейзлер, вы говорили, что дружите с доктором Уэбстер.

— Они с моей женой познакомились еще в университете. Вместе снимали квартиру. А на свадьбе Эммы я был шафером, — сказал Берк.

— Так, значит, вы дружите и с Дэвидом Уэбстером?

— С детства. Моя семья владеет казино, а его мать была официанткой в одном из наших ресторанов. Я учился в частной школе, но когда бывал дома, всегда торчал на кухне, а мать Дэвида иногда брала его с собой на работу. И мы стали не разлей вода.

— У вас не было причин подозревать, что Уэбстер женился на Эмме из корысти?

— Никаких. Что вы вообще имеете в виду?

Джоан пристально изучала его реакцию.

— Миссис Уэбстер — состоятельная женщина. В случае ее смерти состояние наследует муж.

— Нет, Дэвида деньги не интересуют, — уверенно сказал Берк. — Он бы никогда не обидел Эмму. Дэвид влюблен до безумия.

Джоан взглянула на конверт с письмами.

— Вы говорите это как профессионал или как друг? — спросила она и внимательно посмотрела на него.

Эмма прижалась лбом к стеклу джипа. Пасмурный ноябрьский день приближался к вечеру, голые ветви деревьев чернели на фоне грязно-серого неба. После больницы воздух казался пьяняще свежим.

Первые двадцать четыре часа после операции Эмме было трудно даже пошевелиться — боль отзывалась в каждой клеточке ее тела. Теперь, двое суток спустя, стало немного легче. К ней приходил физиотерапевт, показал, как пользоваться палкой, чтобы свести к минимуму нагрузку на левую половину тела. Но когда Дэвид подъехал к больнице, Эмме стало не по себе — ей страшно было даже подумать о том, что придется забираться во внедорожник. Дэвид вытащил из багажника пластмассовый ящик, который он подставлял, когда помогал матери сесть в его высокую машину. Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с тревогой, которая не оставляла Эмму.