Занавес, господа! - страница 3
Что там произошло, я могу лишь догадываться, но только через полчаса Кирпичников вылетел в коридор с лицом, напоминающим цветом перезрелую малину, и прорычал: "Пусть остается! Но если что — секунды эту фурию не потерплю!" Роковая секунда так и не наступила и, смею думать, не наступит уже никогда.
Я не стал спрашивать Варвару, что случилось. Я спросил, куда приехать.
— К Кавешниковым.
Уточнения мне не требовались — дом, где жила народная артистка Вера Аркадьевна Кавешникова, я знал. Такие дома полгорода знает. В них живут обычно те, кто либо сильно заслуженный, либо очень везучий, либо (по нынешним временам) достаточно богатый. Дом стоял в глубине тихого квартала, с одной стороны к нему примыкал сквер, через который за несколько минут можно дойти до драмтеатра, с другой находился большой двор, засаженный высокими деревьями и пышными кустами. Я люблю, когда много зелени, а здесь ее было предостаточно — вероятно, потому, что рядом давно ничего не строили, а в самом доме жили преимущественно люди пожилые, готовые лелеять и холить каждую травинку. В общем, эдакий райский уголок в центре шумного города.
Эту массивную пятиэтажку выстроили сразу после войны как своего рода подарок тем, кого принято называть сливками общества. В "сливки" попали партийные и хозяйственные начальники, генералы, а также крупные ученые, модные врачи, известные представители мира искусства. Впоследствии, правда, генералы и партбоссы съехали в другие места, зато знатной интеллигенции прибавилось. И все дружно хранили зелень, покой и уют. Жильцам крупно повезло: перед самыми экономическими реформами дом успели капитально отремонтировать и, сохранив просторные квартиры с высокими потолками и толстыми стенами, он дарил надежду своим обитателям без проблем прожить здесь еще не одно десятилетие.
Шел второй час ночи, темные окна хранили всеобщий сон, и только на четвертом этаже два окна, как два маяка, освещали мне путь к квартире Кавешниковых. Я позвонил, и тяжелая, обитая дерматином дверь сразу открылась. На пороге стояла Варвара в красивом платье — сочетание сочной зелени ткани с рыжими волосами смотрелось весьма и весьма. Нечасто лучшая подруга с ее пристрастием к простым одеждам так принаряжается. Хотя лицо ее я бы "нарядным" не назвал — беспросветная осенняя хмарь.
Чуть поодаль, словно на семейной фотографии, застыли Кавешниковы. Веру Аркадьевну я прежде видел только на сцене, но должен признать, что в жизни она смотрелась ничуть не хуже. Конечно, далеко не молода, но назвать ее пожилой, а тем более старой, было бы сущим недоразумением. Такая величественная дама с чуть располневшей, но еще вполне приличной фигурой, красиво посаженой головой, эффектно уложенными на затылке волосами и темными синими глазами. Роли княгинь и герцогинь она вообще могла бы играть без слов. Ее муж, Сергей Павлович, тоже вполне годился для роли князя, хотя, насколько я помнил из рассказов Варвары, он всю жизнь исполнял роль врача. Высокий, плотный, не ведающий проблем с облысением, он, вероятно, не ведал еще и проблем со старостью. По крайней мере, если судить внешне.
— Это Игорь Погребецкий, — представила меня Варвара, и Кавешниковы дружно улыбнулись — мило, но вымученно. — Вы идите, теперь мы уж сами.
— О, Боже! — прошептала Вера Аркадьевна и пошатнулась. Сергей Павлович подхватил ее за локоть и произнес отчего-то виновато:
— Для Верочки это удар. Да и я, знаете ли, кардиолог, смертей повидал, но вот так, чтобы убили жениха нашей дочери… Да еще в нашем доме… Простите.
И они скрылись за дверью комнаты.
— Здесь убийство? — спросил я, хотя мог бы догадаться, что не кража старых калош. По мелочам Варвара не стала бы меня дергать среди ночи накануне выходного дня.
— Вот именно, причем у меня под носом, — буркнула подруга и, развернувшись, направилась вглубь длинного коридора, по обеим сторонам которого располагались по две двери.
Коридор сделал резкий изгиб направо, мы миновали туалет, ванную и оказались на пороге просторной кухни. Почти посреди нее на полу лицом вниз и ногами к окну лежал мужчина. Русые волосы на левом виске запеклись от крови, правая рука с растопыренными пальцами была отброшена в сторону, а левая, с ладонью, плотно сжатой в кулак, вытянута вперед.