Занзабуку - страница 39

Начинается рабочий день. Охоты на крупного зверя не предвидится, и я решаю остаться в лагере снимать то, что удастся. Две или три группы охотников углубились в лес, следом для сбора съедобных растений отправляются женщины и старшие дети. Я брожу по поляне, наведываюсь в соседние небольшие лагеря, расспрашиваю, как устроились вновь прибывшие. И вдруг на одной прогалинке я с восхищением вижу пигмеев, кующих наконечники копий.

Обычно пигмеи предпочитают покупать железные изделия у банту, живущих у окраин Итури. Эти же пигмеи достали в деревне банту только железо и сами делали из него наконечники копий. Лесные жители не умеют плавить руду. Однако и банту постепенно забывают это искусство. Теперь они используют в качестве полуфабрикатов остатки сломанных автомобильных рессор. В 1937 году, путешествуя в глубине Итури, я не видел ни одного обломка рессоры, в 1955 году они уже были обычным «сырьем».

Работали пигмеи споро, умело, и на них было приятно смотреть. Наковальней служил большой плоский камень, а мехами — шкуры животных. Растягивая и отпуская «мехи», кузнецы раздували огонь и нагревали кусок железа до белого каления, затем каменной кувалдой наконечникам придавали нужную форму, затачивали их на другом камне и прикрепляли к тонким концам копий. Все они получились гладкими, правильной формы.

На другой полянке готовили яд для стрел. Я не смог определить, какие коренья они толкли, но обратил внимание на то, как тщательно они это делали. Осмотрев внимательно стрелу, я заметил в дюйме от ее острия зарубку, такую же, как и на дротиках охотников племени дживарос в Южной Америке. Назначение зарубки одно и то же — чтобы раненая обезьяна не могла сразу вытянуть вонзившееся в нее острие. Когда же она дергает сильнее, оружие ломается в месте зарубки, отравленное острие остается в теле, яд попадает в кровь животного, и оно умирает.

Вернувшись на большую поляну, я увидел там новое зрелище: двое мальчиков лет восьми-девяти с явным удовольствием боролись перед довольно многочисленной публикой. Зрители энергично подбадривали обоих вспотевших противников.

Когда схватка окончилась, несколько мальчиков решили поохотиться. Они взяли в хижинах луки и стрелы и, оживленно переговариваясь, скрылись в лесу. Иногда ребятам действительно удается убить более крупное животное, но чаще они возвращаются, наловив лишь лягушек и гусениц.

Около одной хижины я увидел мальчика и девочку, о чем-то беседовавших. Им было, вероятно, по одиннадцать — двенадцать лет. В таком возрасте постороннему трудно точно определить, сколько же им на самом деле лет. Пигмеи в этом возрасте перестают расти, и только их юный облик говорит о том, что это еще дети. К двадцати годам пигмейка может иметь уже четверо или пятеро детей.

За поведением девушек родственники следят не слишком строго, но после выхода замуж положение меняется, так как верность очень высоко ценится у пигмеев. Хуже прелюбодеяния считается только воровство дичи из чужого капкана. Лишь за эти преступления и может пострадавший убить обидчика. Но обычно в случае измены жены муж просто устраивает хорошую трепку ей и ее любовнику; последний, впрочем, может откупиться, заплатив штраф стрелами или копьем.

Поговорив, мальчик и девочка пошли в лес, и я отправился к другой группе хижин. Мальчик лет шести опрокинул кувшин с водой, пытаясь накинуть на него обруч, сделанный из лианы. Его мать, занятая приготовлением «ткани» из коры, увидела это, в гневе вскочила со своего места, схватила сук и, размахивая им, бросилась к сыну. Но он был проворнее ее. Завыв не своим голосом, мальчишка стремглав помчался к лесу. Пробежав за ним шагов пятнадцать — двадцать, пигмейка остановилась и кинула в сына сук, явно стараясь промахнуться. Затем она как ни в чем не бывало вернулась к своей работе, не обращая ни малейшего внимания на доносившиеся из лесу истошные вопли. Мальчик кричал так долго, что я уже собрался пойти за ним, найти и успокоить его, но в этот момент в лес отправилось несколько пигмеек из других хижин.

Громкий плач сменился сдержанным рыданием, затем все стихло.