Западная философия от истоков до наших дней. Т. 1–2. Античность и Средневековье - страница 45

Уже Солон, афинский законодатель, провозглашал: "Хочу черпать силу не в насилии тирана, но лишь в справедливости". Революция ненасилия, таким образом, не только теоретически обоснованная, но и фактом смерти превращенная Сократом в завоевание под знаком вечности, немеркнущим светом выделяет его имя.

Так каково же было понятие бога у Сократа, проповедь которого вступала в противоречие с богами государства и стала причиной его смерти? Это понятие косвенным образом было предуготовано философами физиса, среди которых были Анаксагор и Диоген из Аполлонии, — понятие бога как упорядочивающего разума. Впрочем, это понятие подверглось дефизикализации и отсечению от него, насколько это было возможно, натуралистических атрибутов.

По этому поводу не так уж много мы знаем от Платона, зато с завидной полнотой нас информирует Ксенофонт. Первое рациональное доказательство бытия бога находим мы в его записках "О памятном":

1. Все, что не есть простое порождение случая, есть продукт провидящего разума, имеет цель и конец; наблюдая человека, мы видим, что каждый вид и все его органы организованы таким образом, что нельзя полностью объяснить их действием случая, напротив, они понятны лишь как разумно и идеально выраженные.

2. Против такого аргумента напрашивается возражение, что привычно рядом с творениями видеть их творцов, эта же интеллигибельная сила не наглядна. Но ведь, доказывает Сократ, и душа наша (она же разумна) не наблюдаема, однако никому не приходит в голову утверждать, что все, что мы ни делаем, происходит лишь благодаря случаю.

3. Наконец, по Сократу, можно утверждать, что человек, по сравнению с другими существами, наделен привилегиями, в особенности душой и разумом, которые сближают его с божественным творением, во всем ему свойственном.

Аргументация, как видим, вращается вокруг одной точки: мир и человек созданы таким образом, что они могут быть объяснены лишь одной адекватной причиной (силой упорядочивающей, финально определяющей и потому разумной). Своим оппонентам Сократ с присущей ему иронией замечал, что мы, люди, наделены лишь частью элементов из тех, что есть в универсуме в огромном количестве, чего нельзя отрицать; и как могут люди понять и вынести из мира всю разумность, что в нем существует? Нелепость, даже логическая, такого предположения очевидна.

Бог Сократа — это разум, который понимает все без исключения, это упорядочивающая активность и Провидение. Провидение, что обнимает весь мир, и особенно человеческое общество, выделяет в нем человека добродетельного. Естественно для древних было полагать коммуникацию подобного с подобным, и бог, стало быть, структурно был в близости с лучшим в человеке, но не с индивидом как таковым. Провидение, занятое индивидом как таковым, знакомо лишь христианскому мироощущению.

Среди главных пунктов обвинения Сократу был вменен умысел введения новых духов и новых божественных существ. В "Апологии" Сократ говорит: 'Причина та, что... часто в разных обстоятельствах мне был слышен голос, знакомый с детства, божественный и демонический, который мне запрещал делать то, что я уже почти готов был сделать". Демон Сократа, стало быть, — это божественный голос, который запрещал определенные вещи, из чего можно заключить, что речь идет о некой привилегии, которая спасает в случае опасности, предохраняет от негативного опыта.

Исследователи часто в нерешительности останавливаются перед этим "даймоном", и на этот счет существуют толкования самые что ни на есть разноречивые. Кто-то предположил, что Сократ иронизировал, говоря о демонах, другие склонны считать его голосом совести, третьи говорят о демоническом чувстве, спутнике гения. Можно также потревожить психиатрию и интерпретировать "божественный голос" в категориях психоанализа. Ясно, однако, что это делается достаточно произвольно. Если же придерживаться фактов, то надлежит сказать следующее.

Во-первых, необходимо видеть, что демон никак не связан с проблемным полем философской истины. Внутренний "божественный голос" ничего не говорит Сократу по поводу "мудрости человеческой", философских принципов, которые получают вес и значение исключительно в силе логоса, а не в божественном откровении.