Западня Данте - страница 26
Эта улыбка, эти губки, смеющееся горлышко, этот бюст, который она расчетливо демонстрировала под самым его носом — все стало бы для него сущей пыткой, если бы воспоминания о большой любви, Анне Сантамарии, не будоражили душу. Но изображать равнодушие перед Лучаной, старательно пытавшейся его соблазнить, нетерпеливыми вздохами обнаруживая скрытую под напускной естественностью жажду мужского внимания, было сродни подвигу. Пьетро с трудом отказался от желания наказать прелестницу, как она того заслуживала, и вынудить ее забыться настолько, чтобы, отбросив всякое жеманство, умолять его насытить ее голод. Вместо этого он должен был допросить ее о заговоре и распятии.
Виравольта сидел напротив Лучаны в обитом сиреневым бархатом кресле, барабаня пальцами по подлокотнику. Она же, полулежа на диване, время от времени поглядывала на открытые окна балкона, выходящего на Гранд-канал. Возле нее небрежно валялся раскрытый экземпляр «Хвастливого воина» Плавта.
Пьетро снял свою повязку и для разнообразия нарисовал себе длинный шрам на правой щеке, а в правое ухо вставил серьгу. Он облачился в белый с золотом камзол и белые перчатки. Темную шляпу снял и положил рядом.
— Что вы делали позапрошлой ночью? — спросил, положив ногу на ногу, Пьетро.
Лучана улыбнулась и сдула прядку волос со лба. Светлую прядку особого венецианского цвета, почти рыжую. Оттенок, которого можно добиться лишь в результате длительного пребывания под жгучим солнцем на террасе. Местные женщины, сидя на балконе, обычно прикрывали голову большими соломенными шляпами без тульи и мазали волосы соком ревеня, кислота которого под воздействием солнечных лучей и придавала волосам этот особенный оттенок.
— А что, по-вашему, может делать ночью женщина вроде меня?
Пьетро с трудом выдавил улыбку пересохшими губами.
— Не ходили ли вы, часом, на представление пьесы Гольдони в театре Сан-Лука?
Лучана провела ладошкой по розовой щечке, затем по шейке, небрежно погладила подвеску в форме дельфина и снова улыбнулась.
— Ах… Намек на Марчелло, полагаю. Вы неплохо осведомлены, как вижу. Нет, по правде говоря, в ту ночь я устроила себе передышку. Осталась дома отдохнуть в одиночестве, хоть это мне и несвойственно.
— Действительно в одиночестве? — улыбнулся Пьетро. — Лучана, расскажите мне о сенаторе Джованни Кампьони. Позволю себе заметить, что он, как и Марчелло, являлся частью ваших привычек…
Она на мгновение удивилась, но тут же звонко расхохоталась.
— Воистину ничто не ускользает от зорких глаз республики!
— В особенности поведение ее самых достойных представителей. Наш блистательный сенатор не был с вами в тот вечер? Как, по-вашему, согласится ли он подтвердить… ваше алиби?
Лучана нахмурилась:
— А зачем мне алиби? Боюсь, я не совсем понимаю. Быть может, вам пора объяснить причину своего визита.
Она согнула ногу, и ее юбка задралась до колена. Пьетро хватило одного быстрого взгляда, чтобы рассмотреть белое кружево, и это еще более усилило чувство его неудовлетворенности. Но он тут же нашел чем отвлечься. Пошарив в кармане плаща, достал оттуда тряпицу, развернул и сунул брошь красавице под нос.
— Узнаете этот предмет?
Лучана изумленно вскрикнула и, мгновенно выхватив брошь, внимательно ее осмотрела.
— Это действительно мое. Джованни специально для меня заказал эту драгоценность у одного ювелира на Риальто… Да, это моя брошь, никаких сомнений! Вот, видите инициалы? У меня ее украли буквально несколько дней назад. Можете себе вообразить мое огорчение! Я боялась расстроить Джованни… Но где вы ее нашли?
— Простите меня за дурные вести… но эту брошь нашли на месте преступления. Возле трупа Марчелло Торретоне.
Лучана потеряла дар речи, уставившись на него распахнутыми глазами газели. Какая прелесть. То ли в ней пропала великолепная актриса, то ли она действительно была в шоке, но ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.
— Марчелло… Умер? Как это случилось?
— Его убили.
— Господи…
Опять повисло молчание.
— Но… что же с ним произошло?
Пьетро закусил губу:
— Я избавлю вас от подробностей, синьора, в которых нет ничего веселого.