Западня Данте - страница 66

Минос поднялся. Спадетти напрягся и снова покосился на кочергу.

— Я вам сказал, что у меня претензии не к стеклянному платью, о нет…

Спадетти впервые увидел улыбку мужчины. Сияющую, как и его глаза.

— А к вам!

Федерико с воплем ринулся к верстаку за кочергой.

Но не успел.

Мужчина тоже метнулся к стеклодуву и с силой вогнал клинок ему в живот. И несколько раз провернул, пока стеклодув, закатив перепуганные глаза и изрыгая потоки крови, медленно оседал. Наконец мужчина вытащил клинок и поднес к глазам Федерико.

— Смотрите, Спадетти, и оцените иронию: с помощью собственного стеклянного стилета с перламутровой рукояткой, украшенной змеей и черепом, вы отправитесь в царство теней. В конце концов, не в том ли справедливость, чтобы грешник принял смерть от предмета, изготовленного его ничтожными ручонками? Вы из тех, кому место в круге третьем, Спадетти. Вы не понимаете, но это не страшно. Знайте лишь, что это будет вашим последним и единственным почетным званием.

Федерико еще раз содрогнулся и рухнул на пол, а мужчина тем временем закончил:

— В конце пути, Спадетти, ждет ад.

Затем повернулся к печи и уставился на раскаленные угли.

Час спустя, закончив дело, Минос довольно улыбнулся:

— Вы меня определенно утомили, Федерико Спадетти.

Андреа Викарио, член Большого совета, известный своей уникальной библиотекой, дьявольской библиотекой, находившейся в самом сердце Венеции, отвернулся, налюбовавшись напоследок своим творением.

А затем ушел. Его шаги эхом разносились в тишине огромного цеха.

Окровавленный стеклянный стилет со звоном упал на пол.

Суета в мастерской Федерико Спадетти, в общем, не отличалась от обычной, за исключением одного весьма существенного момента: присутствия тридцати агентов, срочным порядком присланных сюда Советом десяти и Уголовным судом. Агенты опрашивали всех рабочих, служащих и учеников цеха на Мурано, включая персонал других стекольных мастерских гильдии, разбросанных по острову. Эта внезапная демонстративная активность плохо скрывала полную растерянность дожа и Эмилио Виндикати. Только что властям нанесли новый удар. Эмилио рвал и метал. Четверо агентов, которых отрядили следить за стеклодувом, были выведены из игры у входа в мастерскую. Их связали и заткнули рты кляпом, прежде чем они успели поднять тревогу. И теперь Малый совет, узкий круг Франческо Лоредано, был в курсе происходящего. Смятение достигло своего апогея. Пьетро вместе с доктором Броцци находился в двух шагах от помещения, где совсем недавно потрошил учетные книги, на том самом месте, где накануне вечером Спадетти беседовал с Миносом. Стеклянное платье было заляпано кровью. Таццио, бледный и молчаливый, с отсутствующим взглядом, машинально протирал тряпицей воротничок из филигранного стекла. Антонио Броцци, врач Уголовного суда, неизменный исполнитель неблагодарной работы, пришел часом раньше с черной сумкой и кадуцеем, которым задумчиво поигрывал, поглаживая седую бороду.

— Простите, что добавил вам работы, — сказал ему Пьетро.

— А, ничего страшного, — отмахнулся Броцци. На его лице появилась улыбка, более похожая на гримасу. — Это рутина, Виравольта. Верно? Рутина.

Вздохнув, он приступил к решению новой загадки.

Тело Федерико Спадетти сперва расчленили, затем сунули в печь. На полу валялись осколки стекла, похожие на те, что нашли у ног Марчелло Торретоне в театре Сан-Лука. Федерико Спадетти выдули на металлических трубочках и на концах железных щипцов, как стекло, с которым он работал. В результате получились куски свисающей плоти и раздробленные под разными углами кости, образовывавшие чудовищные узоры. Очередной, в некотором роде безмолвный шедевр. Таццио опознал отца по обручальному кольцу, каким-то чудом упавшему на пол неподалеку от остатков трупа. Утром Федерико не появился в мастерской, и пришедшие первыми ученики обнаружили Таццио посреди этой бойни. Юноша, вернувшись со свидания на террасе Северины, полночи безрезультатно искал отца, прежде чем пришел в мастерскую проверить, нет ли его там. И с тех пор не произнес ни слова, кроме тех, что услышали его приятели, обнаружив Таццио на коленях подле стеклянного платья: «Это отец… Его убили. Убили. Его убили. Это отец…»