Западный рубеж - страница 31

Все-таки, иногда отсутствие сотовых телефонов — это благо. Вот у нас бы…

— Я решил провести встречу с Новаком, — продолжал Кузьменко. — Но он отказался со мной говорить. Сказал, что не имеет права делиться информацией с ВЧК. Тогда я просто задержал его и доставил к нам. Надеюсь, вы санкционируете его задержание?

Вместо ответа я вытащил из ящика стола два чистых бланка с печатями, подписал их и придвинул Никите.

— Заполнишь сам. Новак пусть сидит, созревает, дай команду задержать Якимовскую. Ее доставляй не к нам, а сразу в тюрьму. Скажешь директору, чтобы нашел ей одиночную камеру.

Если Новак и на самом деле шпион какой-то разведки, то диспетчер железнодорожной станции, откуда почти каждый день уходят составы с красноармейцами — источник, сопоставимый по ценности с начальником строевого отдела штаба дивизии. Якимовскую необходимо брать немедленно уже за то, что отказалась сотрудничать с чека. Надо только позвонить коллегам из Трансчека Архангельской железной дороги, предупредить, что «губчека» проводит свою операцию. Эти парни нормальные, в отличие от своих московских коллег, без «понтов», мы с ними сработались неплохо. Зачем обижать хороших людей?

Сегодня угробил целый день, чтобы разобраться с диверсией в отношении авиапоезда. Мошинский, еще не утвержденный руководством в должности, но уже гордо представлявшийся «начальником особого отдела», развернул бурную деятельность, арестовав половину грузчиков в Бакарицах. Еще немного и кто-нибудь сознается, благо, что особисты умеют «уговаривать», а тезке первого императора ужасно хотелось стать начальником безо всяких «и.о.». А не сознаются, он остальных арестует, придется мне отдавать своих заключенных на погрузку-разгрузку каменного угля, добытого водолазами, а иначе сорвется экспедиция, запланированная в Сибирь. Моряки говорили, что не хватает еще добрых ста тонн. Значит, придется-таки самому раскрывать диверсию.

Я же решил пойти иным путем, нежели Мошинский. Сопоставив кое-какие факты, надумал проверить совершенно сумасбродную идею. Прихватив с собой пару сотрудников, а еще товарища Исакова, одолжил у начальника порта паровой катер и нанес визит водолазам, решив уточнить кое-какие детали. Узнал, например, что угольщик, считавшийся среди горожан утопленным немецкой подводной лодкой, на самом-то деле затонул весной девятнадцатого года, когда вражеских субмарин ни в Белом море, ни, тем более, в Двинской губе, быть не могло. Можно, разумеется, пофантазировать и решить, что какой-то капитан Кайзерлихмарине начал вести собственную подводную войну, но это сомнительно. Да и в Двинскую губу подводная лодка не рискнула бы заплывать, глубина не та. А главное, что водолазы, разбиравшиеся в таких вещах, уверенно говорили, что у угольщика котел взорвался изнутри. Факт, наводящий на размышления.

Работа сложная и трудоемкая. Водолазы поднимали уголь на свой бот, потом на пароходе «черное золото» перевозили на плавучий склад, переоборудованный из старой баржи. Откуда драгоценный груз станут распределять по судам, готовившимися к покорению Северного морского пути.

Вот и я после водолазной станции отправился на склад озадачивать народ странной работой. Грузчики, которых Мошинский еще не успел арестовать, поворчали, но принялись пересыпать уголь с места на место, буквально пересматривая каждый кусок. В идеале — перебрать бы весь уголь (кстати, узнал, что он именуется «кардифом» и считается лучшим в мире) по кусочку, но это уже из области фантастики. Хотя… стукни мне такая блажь в голову, сделал бы. Не сам, разумеется, а изыскал бы силы и средства. Но пока ограничился только поверхностным поиском. Чтобы что-нибудь отыскали — должно случиться чудо. И, как ни странно, часа через три оно случилось.

— Владимир Иванович! — окрикнул меня один из грузчиков. — Посмотрите-ка.

Грузчик — весь грязный, небритый, в лохмотьях и в угольной пыли, уже оставившей «шахтерские» отметины на лице, держал в руках черный кусок. Кажется, все то же самое, что у английского кардифа, только кусок не блестел на солнце и гораздо легче, нежели настоящий уголь.