Запиханка из всего - страница 19
– Вот! – собеседник даже привстал. – Никакой прогресс этого не отменил и не отменит. Главный тот, у кого нефть. Или там уран. Или что там в батарейках у этих, сегодняшних? Литий, кадмий, молибден.
– А как надо?
– Ну ты спросил… – собеседник с нарочито пьяной небрежностью рухнул в кресло. – Надо, чтобы главным выбрали меня!
Мужчины посмеялись – сдержанно. Сделанно.
– Так ведь мы теперь даже китайцев не заборем. Куда нам контролировать нефть.
– А вот при Сталине порядок… Да!
– Не подъе… Ну, ты понял. Вот стал бы Союз в Афганистане твердо – и абзац бы Кувейту.
– И мыли бы мы сапоги в Индийском океане… – Петрович лениво пережевывал хамон, и потому говорил несколько невнятно. – Но не дотянулись ручонки коммунистических вампиров до горла Суэцкого канала. Совсем чуть-чуть не хватило. А какую просрали державу! Красную Империю просрали!
Петр Васильевич убрал звук – на экране мелькали то танки в очередной горячей точке, то бравые спасатели в пене и в мыле, то мирно плывущие по волнам пшеницы комбайны. Петр Васильевич нашел канал с полуодетыми певицами – и теперь любому следователю мог смело расссказывать, как провели вечер. Пили виски, смотрели на девок в купальниках. Конечно, у нас имеется что скрывать: не дай бог, узнают жены…
Собеседник тоже пережевал полоску:
– Мясо как мясо. Больше понтов, чем вкуса. Приезжай ко мне, мы тебе такой медвежатины нарежем! Васильич… а когда ты понял, что мы тоже для мебели? Что мы такой же электорат, разве что позолоченный?
– Когда-когда… Много будешь знать, скоро расколешься. Ты поэтому?
– Да. Пускай это смешно звучит – но у люберецких бандитов больше воли, чем у нас. Я хрен знает, как там оно решалось при Сталине. Но когда у бандита больше воли, чем у таких, как мы… Про электорат вообще молчу. Короче: это надо менять. И вообще…
Мужчина выплюнул фразу с ошметком безвкусного хамона:
– Раз я политик, так у меня и мечты быть не может?
– И как ты это видишь? Технически? Телефон-мосты, телеграф-кресты?
– Все проверяшь, морда гэбэшная? Так и вижу. По Марксу-Энгельсу. Есть базис. На чем стоят все эти скрепы сраные. Либо проржавеют сами, либо…
– Скрепы?
– Нефть! – рыкнул собеседник. – Доволен?
Петр Васильевич выключил телевизор, и в комнате опять стемнело.
– Проржавеют?
Собеседник постучал по столу:
– А тут бутылку видел только что… Налей?
– Хорош. Жена утром убьет.
– Чтоб я еще с чекистами пил…
– Чтоб я еще с депутатом закусывал.
– А вообще я лидер парламентской фракции. Понял!
– Утром перед зеркалом от страха не обс…фигеваешь?
Посмеялись – чуточку свободнее, чем в первый раз.
– Да я вообще… – заговорщицким шепотом поведал один, – книжки читаю! Вот, Хайнлайн, к примеру. “Луна – суровая хозяйка”.
– А я Роберта Пенни Уоррена, – парировал второй, – “Вся королевская рать”. И чего?
– Да мы же, мать его, интеллегенция! Совесть нации, ети ее в качель!
Обменявшись намеками, заржали уже по-настоящему, легко и громко. Петр Васильевич выставил новую бутылку:
– Однова живем!
– Правильно… – собеседник закусил снова хамоном, хотя на низком столике хватало всякого. – Васильич, а ты-то сам… Правду скажешь, или как обычно?
Петр Васильич сморщился:
– А я, знаешь ли, сталинист-имперец. Жила бы страна родная.
– Ага, – подхватил собеседник, – не будет кормить чужая!
– И чего, раз я гэбешник, у меня и мечты быть не может?
– Может-может… – комиссар четвертого департамента захлопнул кожаную папку. – Просто вы пока с этим не сталкивались. Это у нас в Европе чаще встречается.
Рослый мулат и тощий рыжий переглянулись. Рыжий буркнул:
– Ну ясно, кэп. Культура в Париже. А мы для вас деревня.
Де Бриак осветил технический коридор белозубой улыбкой и постучал пальцем по наклейке на стене:
– Попробуйте объяснить что-нибудь этим парням.
Мулат переглянулся с рыжим ирландцем – возражений не нашлось. Наклейка “Red Sakura” тут никак не предполагалась. Но пролезла же как-то!
– Лежер, у вас подборка по этим… Красновишневым…
– Готова, шеф.
– Вот в самолете и расскажете.
Французы развернулись к выходу. Мулат, на котором хорошо сидела форма частной военной компании, прибавил:
– Мы проверили всех, имеющих доступ в этот блок. Три доктора биохимии, всем за пятьдесят. Ассистентов сюда не допускают.