Записи из дневника в ЖЖ (2011-2015) - страница 15

— По моим оценкам, в России, Прибалтике, Белоруссии и Украине, вследствие сожительства с немцами в 1941–1944 годах родилось от 50 до 100 тысяч детей, — утверждает исследователь-историк из США Курт Блаумайстер. — В процентном отношении — это очень немного, потому что под оккупацией оказалось СЕМЬДЕСЯТ ТРИ МИЛЛИОНА советских граждан, а 5 миллионов немецких солдат, выполнявших функции оккупантов, в основном были молодыми мужчинами. Что же случилось потом? Около двух тысяч женщин власти сослали на поселение в район Белого моря. Их детей забрали на воспитание госучреждения: там они выросли, не зная, кто их отцы. Таких матерей ненавидели, звали «немецкими подстилками», хотя на деле все не так уж просто. Кто-то спал с врагом, чтобы не умереть с голоду, и накормить других своих детей. Многие девушки были изнасилованы, и, забеременев, не захотели делать аборт.

64-летний Курт Блаумайстер тоже «дитя войны», только наоборот. Его мать, немка из Берлина, прижила ребенка от советского офицера — и впоследствии, в 1948 году, перебралась в Америку. Когда мать умерла, Блаумайстер долго искал своего отца — но так и не нашел. «Мать рассказала, его звали Volodya, — вздыхает исследователь. — Фото не сохранилось». Сейчас Курт зарабатывает на жизнь тем, что выполняет экспедиции по заказам родственников солдат вермахта: убитых в сражениях с Красной армией. Он ездит по просторам экс-СССР, и старается найти останки погибших. Исследует архивы, берет показания у свидетелей. За последние пять лет к Блаумайстеру трижды поступали и другие заказы — как он говорит сам, «весьма необычные». 90-летние старики, когда-то пришедшие на нашу землю с оружием в руках, пытаются отыскать своих детей. Тех самых, которых родили от них русские и украинские женщины…

— Мне удалось найти только двоих, — рассказывает Блаумайстер. — Уже пожилые люди, почти 70 лет. Одного нашел в Тихвине, другого — в Выборге. Оба отказались со мной разговаривать — сказали, что не хотят иметь с биологическими отцами ничего общего.

…Мне повезло больше. Стоя на пороге, я четверть часа общался через закрытую дверь — и человек пустил меня в квартиру, хотя полгода назад не пустил туда Блаумайстера. Иван Сергеевич (имя изменено) узнал тайну своего рождения десять лет назад. Умирая от рака, мать решила открыть ему правду. Совсем седой, он показывает свои послевоенные фото — светленький мальчик с веснушками, играет на балалайке. «Когда во дворе в «войнушку» играли, меня дразнили «немчиком», — говорит он. — Я сразу лез драться. Смешно, правда?». С треском ставит на стол бутылку водки. «Ты же гость, как-никак. Русский? Ну, давай, выпей с немцем…». Иван Сергеевич вырос в уверенности, что его отцом был партизан, казненный гитлеровцами. Реальность оказалась жестокой. «Мама одна осталась, в Нарве, с младенцем на руках — моим старшим братом. Молоко пропало, брат заболел…а к ней все ефрейтор клеился, из обозной службы. Дам, говорит, и сгущенку, и хлеб, если ляжешь со мной. Вот она и легла…а брат-то все равно умер…Когда поняла, что беременна, было уже поздно». Иван Сергеевич разливает водку по стаканам. «Увидеть он меня хочет? Он не отец мне, а блядь фашистская. Он маму все равно, что изнасиловал».

Его мать объяснила — так поступали многие. Даже те, у кого муж на фронте. «На что только баба не пойдет, лишь бы дети с голоду не пухли. Жрать нечего, картофельные очистки по праздникам ели. Имелись, конечно, и шлюхи, что гуляли с офицерами — за духи и шелковое платье. Насиловали фрицы тоже много — красивые девки сажей мазались, горбатились, в рванье ходили, только б не лезли…а лезли все равно, здоровые ж мужики, тяжело им без баб. В одном нашем дворе, мама сказала, за три года четверо «немчиков» родились — как и я, белобрысые. Когда наша армия пришла — две матери детей от фрицев, как котят, в речке утопили…а мать моя сбежала со мной, чтобы соседи не донесли».

…Я пытался найти под Петербургом 93-летнюю женщину, родившую в 1942 году ребенка от офицера вермахта, но не нашел ее — «адресат выбыл». Да и смысл? Никто не хочет вспоминать прошлое. Помимо тех, что сослали «на поселение» к Белому морю, в 1945 году несколько тысяч советских женщин (точная цифра неизвестна) получили 10 лет лагерей по статье «сотрудничество с оккупантами», хотя сотрудничали они сугубо в постели. Хватало соседского доноса — «ребенок от фрица», и органы не разбирались, кто прав, а кто виноват. «Зачем с ними возиться? — сердится бывшая партизанка, 90-летняя Нина Федорова. — «Мы в лесах воевали — обмороженные, без еды — а эти твари с немцами в кроватях обжимались. Ну, кого снасильничали — слов нет, тут другое дело». Однако, все архивные источники сходятся во мнении: 80 процентов женщин избежали репрессий. Их дети — и те, что попали в детдома, и те, что остались с матерями, за редким исключением, не узнали — кто их отцы. Героиня фильма «Одна война», заливаясь слезами, кричит офицеру НКВД — «Жен, сестер своих защитить не могли — так хоть жалеть научитесь!». Следует признать — большинство случаев сожительства с немцами вовсе не было добровольным. Под оккупацию попала огромная территория, где царил голод — кому-то пришлось спать с врагом, чтобы накормить своих детей. Изнасилования женщин были массовыми — и немецкое командование закрывало на это глаза, хотя официально секс с «расово неполноценными славянками» запрещался.