Записки 1743-1810 - страница 39

, дофин, его супруга, принцессы Аделаида и Виктория вошли, сели за стол и кушали с аппетитом. Я сделала замечание насчет того, что принцесса Аделаида пила бульон из кружки; окружавшие меня дамы спросили меня:

— А разве ваш король и ваши принцессы не делают так же?

— У меня нет ни короля, ни принцесс, — ответила я.

— Значит, вы голландка?

— Может быть.

По окончании королевского обеда мы сели в карету и вернулись в Париж. Никто не знал об этой экскурсии, и я часто с удовольствием вспоминала о том, как мне удалось провести пресловутую французскую полицию.

Герцог Шуазель, бывший тогда первым министром, враг нашего двора, при всяком удобном случае бранивший императрицу и не любимый ею, не хотел верить моей экскурсии. Он передал мне множество любезностей через нашего поверенного в делах и просил приехать к нему, обещая дать по этому случаю блестящий праздник. Я велела его поблагодарить и объявить, что госпожа Михалкова не может ни принимать у себя, ни выезжать и что она желает пока только осмотреть достопримечательности города, а не знакомиться с высокопоставленными лицами, которых она умеет уважать и ценить по заслугам.

Все семнадцать дней моего пребывания в Париже были для меня крайне приятными, так как я посвятила их осмотру достопримечательностей, а последние десять — двенадцать дней провела всецело в обществе Дидро. Затем я уехала в Экс.

Для меня был приготовлен дом маркиза Гидона. Он выходил на площадь и к фонтанам. Я осталась довольна помещением и была рада тому, что моя приятельница, m-me Гамильтон, уже была в Эксе со своим отцом архиепископом, с теткой леди Райдер и с братом. Кроме того, там были леди Карлейль с дочерью, леди Оксфорд и другие английские семьи. Так как парламент был выслан отсюда, мы могли занять лучшие дома и отлично проводили время. Я совершенствовалась в английском языке; m-me Гамильтон сопутствовала мне в моих поездках в Монпелье, Марсель и Гьер и в моей экскурсии по королевскому каналу. Я аккуратно получала даже свои парижские письма, несмотря на подозрительное отношение правительства к переписке парижан с жителями столицы Прованса, бывшей местопребыванием парламента. Не могу умолчать о доказательствах доверия, какие дал мне Дидро в своих письмах. В особенности одно из его писем, полученное мною вскоре по моем приезде в Экс, заслуживает известности, так как в нем выразились глубина и разносторонность его ума. Оно было написано в эпоху изгнания парламента. Он описывает чувства, которые должны были испытать честные умы, пружины, действовавшие в этом событии, и неминуемые его последствия, и все письмо представляет собою пророчество последующих событий во Франции, не революции, а результатов различных конвульсивных движений, представлявших из себя целый ряд революций и расшатавших страну, умы и основные принципы, оставив после себя какую-то неустойчивость мыслей, которые, хотя и противореча одна другой, существуют и поныне.

Когда весной мы собрались ехать в Швейцарию, мы не могли достать нужного нам количества лошадей, а почтмейстер позволял нам нанять их или выписать только под условием, что мы заплатим ему за все количество лошадей, обозначенное в подорожной, хотя он и не поставит их нам полностью. Он оправдывался тем, что должен был отдать лошадей для проезда принцессы Пьемонтской, невесты графа д’Артуа. Ему это было приказано, и, платя много денег королю за свое место, он не считал себя обязанным терять доходы, приносимые ему путешественниками. Мне приходилось согласно подорожной платить за шестнадцать лошадей. Кроме того, в Эксе была королевская почта, вследствие чего мили считались вдвойне. Мне пришлось бы еще заплатить за действительный наем лошадей, что в общем составляло большую сумму и требовало размышлений, тем более что это было распоряжение самовольное и падало на нас точно на французских подданных. Госпожа Гамильтон и леди Райдер должны были ехать вместе со мной, но согласились отсрочить свой отъезд на несколько дней, в течение которых нам удалось уговорить почтмейстера дать мне пять лошадей и четыре вола, за что я обещала ему заплатить, как за шестнадцать лошадей. Отец и тетка моей подруги также поехали на тех же условиях на волах. Леди Райдер спешила в Лион на праздники, которые давались там в честь принцессы при ее проезде; меня они не особенно прельщали, но я не хотела отказать себе в удовольствии путешествовать по Швейцарии с моей подругой и поэтому склонилась на просьбу ее тетки, которая, несмотря на свои почти семьдесят лет, все хотела видеть, всем интересовалась, была очень умна, удивительно весела и обладала всеми качествами, достойными уважения.