Записки бостонского таксиста - страница 5

В то время я работал в компании «Арчибальд и Николас», которая занималась ремонтом автомобилей. Клиентами были в основном эмигранты из Советского Союза, и было их вполне достаточно. Понятно почему — компания все работы выполняла добросовестно, а денег за свои услуги брала сравнительно немного. Занимался ремонтом машин Николас, который носил фамилию Квачёв. Был он худ, высок ростом, а жилистые длинные руки проворно копошились во внутренностях автомобиля.

— Я тебе советую продать машину, — говорил он очередному клиенту, растягивая слова и по-особенному выговаривая их, потому что родом был из Перми. — Она сейчас в хорошем состоянии, чистая. Посмотри на компьютере сколько можно за неё взять, потому что зиму корпус не переживёт.

Тут он тыкал указательным пальцем в переднее крыло машины, царапал поверхность своим чёрным, будто железным ногтем и объяснял неопытному клиенту:

— Видишь, краска вся слезла, а голый металл сгорит быстро. Ремонтировать — это всё равно, что бороться с ветряными мельницами. Здесь починишь — в другом месте дыра вылезет. Позвони под вечер Фурману — он тебе на аукционе подберёт недорогую машину, без хлопот проездишь лет десять.

Фурман был его напарником. Занимался он бухгалтерией, подбирал машины для клиентов на аукционах, но когда Квачёв зашивался, становился рядом и тоже занимался ремонтом. Фурман и принял меня на временную работу, для начала — на три месяца. В то лето было очень много клиентов, и Квачёв не справлялся. Платили мне не густо, потому что был, что называется, на подхвате; но я только приехал в Америку и был рад любой живой копейке. Помню, как сейчас, встретил меня мужик невысокий, плотный, вокруг большой лысины густой венчик зеленоватых, неопределённого цвета волос, вроде тех лавровых венков на головах римских скульптур, которые я видел в бостонском музее. Сунул мне заскорузлую, жёсткую ладонь и сказал: «Я — Фурман. Иди переоденься, будешь помогать Квачёву».

Тут я обратил внимание на лежащую перед ним газету. На переднем плане была помещена фотография: красивый садовый участок, а посредине его безобразная яма. Какие-то люди сгрудились вокруг неё и с ужасом разглядывали лежащие на дне два человеческих скелета.

— Квачёв, — закричал Фурман, — ты зачем сунул мне под нос это безобразие!

— Что ты такой нервный, — спокойно отвечал его напарник откуда-то из-под машины, — почитай что делается на белом свете.

Но Фурман уже скомкал газету и сунул её в урну.

Гараж, который снимали Фурман и Квачёв, был не очень просторен — загонишь две машины в помещение, а для третьей места уже нет. Но голь на выдумки хитра — включишь подъёмник, подымешь машину на уровень второго этажа, а третью временно поставишь на освободившееся пространство, пока до неё очередь дойдёт. Офиса специального у них тоже не было, потому поставили в углу стол, а на нём приспособили компьютер и радиоприёмник. Из него целый день неслась музыка, под которую танцевали в молодости папы и мамы нынешних американцев.

По соседству с ними был другой гараж, в котором заправляли так называемые испанцы, то есть выходцы из Южной Америки. Клиенты у них были, соответственно, испаноязычные. Вечно они собирались кучками на свежем воздухе у входа в гараж, низенькие, крепкие, и что-то быстро и громко тараторили на своём непонятном языке. Все эти крепыши, словно на подбор, были определённого роста, как будто владельцы гаража задались целью не обслуживать клиентов крупных размеров. Но один тип всё-таки выделялся из этой толпы. Был он на фута полтора выше остальных, а голова похожа на котёл, в котором прорезали узкие щели-глаза; и фигура его была какой-то нескладный — вроде взяли ствол сибирской сосны, грубо обтесали топором и сделали человека. Как-то мы с Квачёвым проходили мимо испанского гаража, а он стоит у входа, как столб, который воткнули в асфальт, и таращит гляделки — аж на душе нехорошо стало. Квачёв и говорит мне: «С таким в тёмном переулке встретишься — не обрадуешься. Может этот парень и укокошил тех двоих, скелеты которых ты видел на фотографии в газете». Из этого гаража тоже неслась музыка, но, конечно, испанская.