Записки бывшего милиционера - страница 25
Одно лето, когда мне было лет десять, удалось нам с матерью провести в Манглиси, где мы жили в одном из частных домов. Это курортное поселение в 60 километрах от Тбилиси отличалось от других рядом расположенных селений большим количеством русских жителей — видимо, тоже военное наследие царя-батюш-ки — и сливовыми садами. Я никогда нигде больше не видел такого количества сливовых деревьев различных сортов, от обычной жёлтой алычи (ткемали) до слив огромного размера, больше моего детского кулака, неизвестного мне сорта. Сливовые деревья росли во всех дворах, росли и в колхозном (а может быть, в совхозном) саду за оградой и охранялись сторожем. Но мы, пацаны, быстро нащупали его слабую сторону: покупали пару пачек самых дешёвых сигарет, подходили к сторожу, передавали привет от «нашей мамы», справлялись о его здоровье и от имени «нашей мамы» вручали ему сигареты. Этого было достаточно, чтобы ворота сада перед нами распахивались. Нам разрешалось есть сливы сколько хочешь и брать с собой, но столько, сколько можешь унести в руках и за пазухой майки — и не сливой больше! Майки взрослых размеров не допускались. Но при желании мы за один день могли делать несколько ходок. Главное, чтобы от имени «нашей мамы» говорил каждый раз кто-то другой.
Знаменит был Манглиси также своим сосновым лесом, который и видом, и размерами резко отличался от окружающего растительного мира. Представьте себе сосновый лес площадью в два-три футбольных поля, без всякой кустарниковой и травяной растительности, без молодой сосновой поросли. Огромные корабельные сосны этого леса — и ни травки, ни кустика под ними, только толстый ковёр сосновой хвои без единого бугорка или ямки. Запах — обалденный, чистота — больничная. Мы часто располагались на этом хвойном ковре и засыпали под «зелёный шум» сосновых ветвей. Раньше, в моё время, до леса надо было добираться из самого Манглиси не менее получаса, а теперь, согласно интернетовской справке, этот лес находится чуть ли не в его центре.
Были в Манглиси у меня и питомцы — хозяйский ослик, на котором мне иногда разрешалось разъезжать по окрестностям, и две птички — ласточка со сломанным крылом и воробышек, только что научившийся летать. Я их часто в коробке брал с собой на прогулки. Придя на место, я открывал коробку, и воробей тут же взлетал на дерево, а ласточка только вертела головой, наблюдая за его полётом. Но стоило мне собрать вещи и сделать пару шагов, как воробей сразу же усаживался на моё плечо и ждал, когда я его посажу в коробку. Так мы и прожили всё лето, но финал для птичек был трагичным: в одну из ночей до них добрался кот.
Одним из самых памятных и важных событий в моей доармейской жизни был мой сенокосный трудовой опыт, который стал возможен благодаря Соломону Кевлишвили. Он, сколотив самосборную бригаду, подрядился на заготовку сена для совхоза в селе Удабно Сагареджойского района Грузии и включил в бригаду меня для работы на конных граблях.
Вся бригада состояла из местных грузин (не считая Соломона и меня), не знавших или плохо знавших русский язык. Соломон, как бригадир, работал на конной косилке, остальные — с использованием бычьей волокуши — занимались сгребанием сена к месту сооружения очередной скирды, ну а скирды сооружали все вместе, за исключением меня.
На мою долю приходилась, как считалось, самая лёгкая работа в этом процессе. Я на конных граблях сгребал просушенное сено в длинные валки, которые потом с помощью волокуши собирали в стога, а дальше той же волокушей тащили к месту сооружения скирд.
Поскольку у меня было больше свободного времени, дополнительной моей обязанностью было кашеварство. Разумеется, всему этому надо было предварительно научиться, привыкнуть быть не в домашних условиях и смириться с общежитием в огромной палатке среди альпийских лугов, в окружении гор. За два месяца, проведённых на сенокосе, я научился запрягать и управлять лошадью, кашеварить и, главное, работать в коллективе. Более того, вынужденный общаться с грузинами, не знавшими русского языка, я стал понимать грузинский язык и овладел бытовой речью, чему не мог научиться в городе, так как просто в этом не было нужды.