Записки командира роты - страница 34

По этой причине военная прокуратура была здесь не в чести. Утром, однако, явился с докладом лейтенант: "Вас просят пройти к начальнику штаба".

— А не в столовую? Вы не перепутали?

Лейтенант смешался:

— Вам принесут туда.

Здесь уже знали, что я провел расследование на брюхе, но никто не спросил о числе жертв. Это их — а было за столом человек пять-шесть — не интересовало. Я был взбешен, и мне стоило сил сдерживать себя.

— Ну вот что: мне все эти ваши байки надоели. Прошу иметь в виду, что перед вами военюрист второго ранга (вторую шпалу я получил дней за пять до того), начальник следственного отдела прокуратуры армии. И то, что требую приказ. Потрудитесь изготовить на кальке точную копию вашей, как вы выражаетесь, стрельбищной карты. А вы, начальник штаба, ее заверите подписью и поставите печать. Помните о том, что дело может дойти до командующего фронтом. И не исключено, что кого-нибудь из вас я арестую. Я ясно выражаюсь? Даю вам на это полчаса. И подготовьте мне машину. Все!

От еды отказался. На этот раз их проняло. Через час голодный и злой мчался я в первый эшелон штаба армии к начальнику артиллерии генералу Рабиновичу (первому в мире генералу Рабиновичу, как он сам изволил пошучивать).

Генерал и офицеры его штаба наклонились над привезенными мною картами и тихо совещались. Какие-то сведения были и у них самих, но я не вникал, ибо считал, что экспертиза должна состояться при мне, но без моего участия. Наконец они к чему-то пришли.

— Что вам сказать, прокурор? Подлость, конечно, но судить нельзя. У них и раций достаточно, могли бы послать человека в батальон для коррекции, и кое-что еще. Но этого требуют от нас, простых артиллеристов. И мы знаем, а потому, да и не только потому — стреляем так, чтобы не задеть наступающей цепи. Но с них взятки гладки. Мой вам совет: не связывайтесь. Потому они так себя и держат.

Тем и кончилось. Приезжал полковник из штаба фронта. Тщательно сверил карты, лестно отозвался о моей работе…

Хорошо помню, что, вычеркивая мою фамилию, командарм утрачивал что-то от своей всегдашней безапелляционности.

— Товарищ командующий, — обратился я, — может быть, Вы разрешите отправить раненого командира пулеметной роты в тыл? Дела его… не лучшим образом.

— Отправляйте хоть сегодня.

— Разрешите идти?

— Минуту. И взяв карандаш, надписал над зачеркнутым: "Медаль за боевые заслуги".

При всем том награда моя не ушла от меня. Дунаев был явно раздосадован.

— Вот что, — сказал он, — даю вам две недели отпуска. Поезжайте к себе в Чебеньки. Повидайте дочку. Отвезите ей и этого. У меня еще осталось, не беспокойтесь. А ей и шоколад, и сливочное масло, и печенье будут, небось, в диковинку. Так что собирайтесь.

Господи, да ведь это дороже всякой другой милости. Как раз в эти дни получил я письмо из дому — августовское. Вот несколько цитат из него:

"Вчера Галка проснулась ночью и говорит: "Мама, мне снилось, что папа приехал и стоит такой странный в военном, вот около той скамейки" — значит, и она своим детским умом думает об отце своем".

"Ты спрашиваешь о наших материальных делах. Нам достаточно того, что мы имеем… Хотела еще в Араси продать свое шерстяное платье, но никому не понадобилось. Пришлось продать твой коричневый костюм, пережить момент примеривания его, твоей вещи, чужим, противным дядькой…"

"Галочка наплавалась, наплескалась в речке, а потом стала варить в жестяночке "какао" для своего Мишки (куклы — все растрепаны) и приговаривает: "противный ребенок, только и знает, что ходит по гостям, да выпрашивает себе хлебушка, а маме своей никогда не даст даже попробовать. Вот теперь дам ему какао без сахара, да хлебушка с маслицем (камень с песком), и пусть молчит. А то я целый день играю и не ем, ведь если кушать, так ведь и его кормить надо".

Я и сейчас читаю это не без сантиментов, а как тогда? Гале еще не было пяти…

Весть о привалившем мне счастье разнеслась мигом, и мне не то что свои, но и трибунальские притащили все, что было. Да и военторг расщедрился "в пределах допустимого".

На этом остановлюсь, ибо согласен с автором "Очерков Элии" Ч. Лэмом, что вполне допустимо выставлять напоказ и свое превосходство и свое богатство, ибо выставленные напоказ познания могут пригодиться, а богатство — парки, дворцы — доставить кратковременное наслаждение. "Но выставленное напоказ семейное счастье, не имея названных преимуществ, наносит людям… смертельные обиды".