Записки конструктора-оружейника - страница 22

стр.

— Хорошо.

— Что ж, оценка, данная военным, довольно высокая, — подошел поближе секретарь ЦК КП(б) Казахстана Кайшигулов. — Соответствует ли она истине, хочу убедиться лично. Как на это смотрит молодой конструктор? Не возражает?

Он испытывал образец с каким-то упоением. Видимо, ему очень понравился пистолет-пулемет в действии. Он так увлекся стрельбой, что мы не заметили, как кончились все привезенные нами патроны. Секретарь ЦК КП(б) республики поднялся с земли, поблагодарил всех за работу, а мне сказал:

— Потрудились вы славно. Однако наше мнение еще не окончательное, мы можем только вместе порадоваться вашему успеху. Решающее слово теперь за специалистами стрелкового оружия. Так что собирайтесь, товарищ Калашников, в Самарканд. Там сейчас располагается Артиллерийская академия имени Дзержинского. — И обратился к Казакову: — Андрей Иванович, прошу вас подготовить рекомендательные письма в Военный совет Среднеазиатского военного округа и к профессору Благонравову, в Самарканд. Я сам их подпишу.

И снова — в путь. Еще одна республика входила в мою конструкторскую биографию, должна была стать вехой в моем творческом поиске — Узбекистан. Я много слышал об этом солнечном крае, о гостеприимстве его народа. В военное лихолетье республика взяла под свое крыло тысячи детей-сирот, в узбекских семьях как родные звучали русские, украинские, белорусские, латвийские, молдавские имена.

В Ташкенте ко мне очень внимательно отнеслись в штабе военного округа. Видимо, свою роль сыграло и письмо секретаря ЦК КП(б) Казахстана. Отвечавший за организацию изобретательской и рационализаторской работы в округе Михаил Николаевич Горбатов с интересом ознакомился с опытным образцом оружия и сделал все от него зависящее, чтобы я поскорее попал в Самарканд. Начальнику Артиллерийской академии генерал-майору артиллерии А. А. Благонравову было направлено письмо от имени Военного совета округа с просьбой дать отзыв на образец пистолета-пулемета.

Древний Самарканд оглушил меня шумным разноязычием восточных улочек. К сожалению, не удалось как следует вглядеться в минареты Регистана, восхититься изяществом мечети Биби-ханум, побывать в мавзолее Тимура. Это я сделал уже в послевоенное время. А тогда торопился скорее попасть на прием к начальнику академии. Что мне скажет известный ученый, впервые обобщивший, накопленный опыт по проектированию автоматического стрелкового оружия, глубоко исследовавший результаты его унификации?

В Алма-Ате у меня была возможность прочитать один из трудов А. А. Благонравова — «Основания проектирования автоматического оружия». В нем хорошо даны общие обоснования для разработки новых образцов. Я старался, насколько было возможно, поглубже разобраться в теоретических положениях, изложенных в книге.

И вот докладываю генералу о своем прибытии, вручаю ему рекомендательные письма. Анатолий Аркадьевич прочитал их и произнес:

— Письма — это, конечно, хорошо. Я бы лучше хотел взглянуть на сам образец.

Кладу на стол пистолет-пулемет. Сердце готово вырваться из груди. Благонравов умелыми движениями начал разбирать оружие и тут же, по ходу, стал рассматривать чертежи, описание. Он столь уверенно разбирал образец, что мне показалось, будто профессор до этого не один раз держал его в руках.

Как-то в одной из публикаций уважаемой центральной газеты известный журналист написал о моей встрече с Благонравовым буквально следующее: «Анатолий Аркадьевич, покручивая в холеной руке карандаш, долго и молча рассматривал его чертежи. Вопросы задавал редко. Калашников отвечал браво, как и полагается отвечать старшему сержанту, когда спрашивает генерал. Благонравов эту лихость не любил с 1916 года, когда был юнкером Михайловского артиллерийского училища. Раздражение, однако, глушилось бесспорной талантливостью чертежей».

Не могу сказать, знал ли этот журналист А. А. Благонравова раньте, встречался ли с ним, и если встречался, то в какой обстановке. Но одно ясно: в своей публикации, очевидно, желая как-то «поярче» показать характер профессора, он, прямо скажем, исказил образ Благонравова. Во всяком случае, описывая мою встречу с генералом, журналист выдумал и «холеные руки», и мои «бравые ответы».