Записки летчика-наблюдателя - страница 8

Как заметили с земли, Дермидонтов смотрел вниз и назад, видимо, на бегущего по аэродрому Лапсу. «Газу, газу!» — продолжал неистово кричать Лапса, в то время как побледневший Мошков едва слышно бормотал проклятия.

Над серединой аэродрома «Вуазен», потеряв скорость, накренился вправо и начал медленно разворачиваться. Потом несколько приподнял увенчанную рогами переднюю часть гондолы, на мгновенье как бы застыл на месте… и заскользил на опущенное крыло.

Как истуканы стояли все на аэродроме. Доли секунды — и «Вуазен», блеснув лучами солнца, отраженными от его старых, заплатанных, видавших виды крыльев, с силой врезался в землю.

В треске разрушения, в облаках пыли причудливо нагромоздились друг на друга обезображенные части самолета. В тот момент, когда мы подбежали к обломкам «Вуазена», только клокотанье крови в груди умирающего Дермидонтова нарушало наступившее безмолвие.

Как позднее стало известно, Дермидонтов был солдатом-мотористом в авиации старой армии. В 1917 году он учился в школе летчиков, но не окончил ее. В конце 1917 года Дермидонтов уехал из школы в Астрахань к матери. Недавно он был призван на военную службу и направлен как летчик к нам в отряд. Его, безусловно, следовало после призыва послать в летную школу или по крайней мере проверить летную подготовку на самолете с двойным управлением. Но учебных машин в отряде не было, а в школу Дермидонтова не послали, поверив его заявлению, что он имеет большой опыт в полетах на самолете «Вуазен».

Разбитый самолет «Вуазен», на котором погиб летчик Дермидонтов.

Лапса, выпуская Дермидонтова в первый самостоятельный полет, без проверки техники пилотирования, понимал, что он рискует и нарушает существующие правила.

…Хоронили Дермидонтова при огромном стечении народа. В тот же день во время ужина моторист Мошков вдруг во всеуслышание заявил, что Дермидонтов погиб от того, что у нас в отряде мало порядка. Лапса угрожающе крикнул: «Ты это брось!». Механик Ванин и другие поддержали Мошкова. Вспыхнула ссора, которую с трудом удалось погасить.

Спустя несколько дней после гибели летчика Дермидонтова отряд получил первое боевое задание: надо было произвести воздушную разведку в районе побережья Каспийского моря в сторону города Гурьев. Задание это было дано для проверки боеспособности отряда, формирование которого довольно затянулось.

Все — и летчики и техники были в приподнятом настроении. Каждый сознавал, что начинается новый ответственный период в жизни отряда.

…Командир отряда Столяров решил лететь на разведку с летчиком-наблюдателем Витьевским на своем самолете «Фарман-30». Полет был рассчитан на два часа, но бензиновый бак залили полностью, «под пробку». Часам к пяти вечера на аэродром приехали Столяров и Витьевский. Они были одеты во все кожаное: тужурки, брюки, сапоги, шлемы. Из правых карманов тужурок торчали рукоятки наганов.

Мошков доложил Столярову о готовности самолета к полету. Через несколько минут Столяров и Витьевский заняли свои места в гондоле «Фармана».

Взлетев, Столяров стал набирать высоту и взял курс на юго-восток.

На аэродроме стало тихо. Разговор не вязался. Все напряженно ожидали возвращения командира. Особенно беспокоились Мошков, его помощник Федоров и я, работавшие на «Фармане» и отвечавшие за его исправность.

Только технический состав авиации знает, как томительно протекает время в ожидании возвращения самолетов, улетевших на боевое задание.

С аэродрома никто не уходил. Не прошло еще и двух часов, как все начали поглядывать на юго-восток, разыскивая на далеком горизонте знакомые контуры самолета, прислушивались, пытаясь уловить далекий гул возвращавшегося «Фармана».

Вот Клюев громко закричал: «Летит!», показывая рукой на едва заметную, колеблющуюся вдали черточку. Но вскоре все убедились, что это был коршун, высматривавший себе добычу.

Прошло уже два часа, а «Фармана» не было. Мы стали тревожиться не на шутку. Наконец явственно донесся звук работающего мотора, и все увидели хорошо заметный на горизонте самолет. Прямо с маршрута «Фарман» пошел на посадку. Через две — три минуты он уже подруливал к палатке. Из гондолы выглянул улыбающийся Столяров и, когда выключенный мотор смолк, весело крикнул нам: