Записки - страница 15

[1783]. В июле 1783 года мать моя по болезни отправилась в Нарву (и меня с собою взяла) пользоваться там от главного доктора г. Сандерса, где пробыв до сентября и не получа облегчения в своей болезни, отправилась в С.-Петербург. По прибытии туда, явился я на службу в Преображенский полк; майором тогда был генерал-майор Николай Алексеевич Татищев, приятель моего отца. Отыскал, что написан я в списке служащих и уже состою в третьей сотне и числюсь в 1-й мушкатерской роте.

Служба моя в гвардии ничтожна и кратковременна; некоторое время я был при роте и раза два дежурил, потом записан был в уборные. Так назывались сержанты, избираемые по высокому росту: одеты они были в обыкновенные тогдашние мундиры; шишаки вроде римских с богатою серебряною арматурою и панашем[47] из страусовых перьев украшали их головы; сума для патронов тож с серебряною арматурою. Сии уборные сержанты стояли по два на часах перед кавалергардскою залой, куда только впускались до капитана; но в дворянском мундире всякий имел право туда входить; я хаживал, быв сержантом гвардии, как и прочие мои товарищи, не в службе, в дворянском мундире, который во всяком чине дворянин имел право носить. За сею залою была тронная, у дверей которой стояли по два кавалергарда; не все генерал-поручики и тайные советники имели туда вход, но те только, которые имели на то позволение. Кавалергарды были не то что теперь[48], их было всего шестьдесят человек; выбирались по желанию каждого; высокого росту, из дворян; они все считались поручиками в армии; капралы были штаб-офицеры, вахтмейстер — полковник, корнет — генерал-майор, поручик был светлейший князь Потемкин; ротмейстер — сама императрица; должность их была стоять по двое на часах у тронной, а когда императрица хаживала пешком в Александро-Невский монастырь, 30 августа, в день сего святого, то они все ходили пешком по сторонам ее[49]; мундир их парадный был синий бархатный, обложен в виде лат кованым серебром, и шишак тоже из серебра и очень тяжел.

По приезде светлейшего князя[50] из Херсонской губернии определен я был к нему с четырьмя другими сержантами на ординарцы; сим закончилась служба моя в гвардии. 1783 года в декабре его светлость взял меня к себе в адъютанты; он тогда еще был генерал-аншефом и вице-президентом военной коллегии. По чину имел [он] одного генерал-адъютанта премьер-майорского чина, двух флигель-адъютантов капитанского чина да такое же число адъютантов по званию шефа екатеринославской конницы[51]. Адъютанты его, как он был вице-президент военной коллегии, имели право носить все армейские мундиры, кроме артиллерийского; и вообще, у всего генералитета адъютанты носили мундиры тех войск, какие у них были в команде; общий знак адъютантов был аксельбант на правом плече.

Князь жил во дворце; хотя особливый был корпус, но на арках была сделана галерея для проходу во дворец через церковь, мимо самых внутренних покоев императрицы.

Лишь я только вступил в свое лестное, по тогдашнему времени, звание[52], как, по разным причинам, государыня оказала к нему [Потемкину] немилость, и уже он сбирался путешествовать в чужие край, и экипажи уже приготовлялись. Князь перестал ходить к императрице и не показывался во дворце; почему как из придворных, так и прочих знатных людей никто у него не бывал; а сему следуя, и другие всякого звания люди его оставили; близ его дома ни одной кареты не бывало; а до того вся Миллионная была заперта экипажами, так что трудно было и проезжать. Княгиня Дашкова, бывшая в милости и доверенности у императрицы, довела до сведения ее через сына своего, бывшего при князе дежурным полковником, о разных неустройствах в войске: что слабым его управлением вкралась чума в Херсонскую губернию, что выписанные им итальянцы и другие иностранцы для населения там пустопорожних земель, за неприуготовлением им жилищ и всего нужного, почти все померли, что раздача земель была без всякого порядка, и окружающие его делали много злоупотребления, и многое другое; к княгине Дашковой присоединился фаворит А. Д. Ланской.