Записки офисной крысы - страница 3

Я перевожу, а аудиторша, стряхивая пепел в гостевую – шеф не курит, и у него аллергия на табачный дым – пепельницу, поднимает бровь и гневно сверкает глазами. Боря ерзает на стуле. Это он, видать, подковал шведов насчет результатов аудита.

– Брат Ларе? – хмыкает директор.

Он не совсем понимает проблему. Анатоль смотрит на него преданными глазами.

– Закладывать одно и то же имущество сразу в трех банках – разве это морально? – перевожу я слова вступившего в разговор Эрика.

– Брат Эрик? – опять теряется в догадках Вениамин Львович.

– А что здесь такого? Что здесь такого? – сдают нервы у Анатоля, и золотой браслет звенит кандалами на исхудавшей от тревог руке. – Это обычная практика, обычная практика.

– Он говорит, что все так делают, – вяло бросаю я братцу Эрику.

Тот теряет дар речи и бессильно разводит руками. Отдышавшись, он задает сакраментальный вопрос:

– Так куда ж тогда делись все эти кредиты? От трех банков?

Вопрос повергает директора в глубокую задумчивость, Анатоль исступленно звенит цепью.

– Может, чайку? – неожиданно просыпается во мне хозяйственность, и я выглядываю в приемную. – Валечка, кофе и чай нам, пожалуйста.

Мы пьем чай, аудиторша закуривает очередную сигарету, а шведы обсуждают что-то на родном языке – чтобы я, значит, не понял. После чаепития разговор со стороны шведов приобретает характер грязных домогательств. Их интересует, куда подевались их денежки, кто вообще разрешил брать банковский заем под арендованное имущество, нашелся ли злосчастный котел (а он никуда и не терялся, родимый), как идет закуп у населения дикорастущих ягод и куда испарились ягоды, якобы закупленные в прошлом году…

Через два часа Анатоль вышел из председательского кабинета чисто физическим и крайне изможденным лицом. Управление совместным проектом возложили на Борю Лыжникова, который, казалось, так и рвался стать под седло.

Месяца через полтора меня занесло к нему по делам. Чтобы не подниматься зря наверх, я спросил у толкущихся на складе грузчиков:

– Шеф у себя?

Грузчики в ответ только заулыбались и показали руками на уши – не понимаем, мол.

Я перешел на английский. Потом вспомнил несколько слов по-шведски…

– Игорь, зря стараешься, – окликнул меня сзади мой шофер Дима. – Это не турмалаи. Это Борька глухонемых нанял, чтобы налоги скостили.

Не имея более вопросов, я поднялся к Лыжникову в офис и отдал ему пакет с бумагами от «брата Вениамина».

– А Сеппо когда приедет? – гнусавит в трубке противный женский голос.

Я уже привык к подобным звонкам, а потому не удивляюсь:

– А какой Сеппо?

Чувствуется, что женщина немного растеряна.

– Ну, он такой симпатичный, из Финляндии… – просящим голосом, растягивая гласные, добивается она.

Она не знает, что Сеппо – чуть ли не самое распространенное среди финнов имя. И я вовсе не издеваюсь, выясняя подробности.

– Ау нас все симпатичные и все из Финляндии, – бросаю я в трубку. – Сеппо Лехтонен приезжает в среду, а Сеппо Перхеентупа – на следующей неделе. Твой какой?

– Ой, я не знаю, – женщина чуть не плачет. Действительно, финские фамилии не схватишь налету. К тому же финны не очень охотно щеголяют ими перед своими русскими подружками.

– Подожди, – снисхожу я, – сейчас посмотрю.

Я достаю заветную книжечку, где у меня записаны – какой стыд, однако! – имена подруг всех моих финских партнеров.

– Так, – тоном секретарши в собесе произношу я в трубку, водя пальцем по засаленной от частого использования страничке, – у Сеппо Лехтонена – Галя, а у Сеппо Перхеентупы – Таня… Ты у нас кто?

– Ой, я Галя, – радуется трубка.

– Тогда твой будет в среду. Часам к восьми можешь подойти в гостиницу, – бесцеремонно распоряжаюсь я женским телом.

Это, собственно говоря, не гостиница, а гостевые комнаты – первый этаж жилого дома с отдельным входом, который держит наш холдинг для заезжих партнеров. Здесь финны устроили настоящий дом терпимости.

– В восемь? Приду, приду обязательно, – радуется Галя. – А вы там тоже будете?

– А я-то вам зачем?

– Поговорить чтобы… – волнуется женщина в трубке.

– Говорунья ты моя, – умиляюсь я. – Буду, конечно, буду.