Записки парашютистки - страница 6
Какой летчик вез меня — не помню.
Полетели. Сидела в самолете и все время считала, чтобы установить ритм счета.
Прыгнула, как обычно. Оторвалась от самолета, начала считать. Еще когда отрывалась, я взялась за кольцо, но как только прыгнула, то левой рукой прижала правую, чтобы не дернуть кольцо раньше времени.
Чувствую, что падаю. Кольцо на месте. Знаю, что в любой момент могу его дернуть. Это ощущение падения и вместе с тем сознание, что могу раскрыть парашют, когда мне только захочется, чрезвычайно приятно, и, думаю, что ничто с ним не может сравниться.
Отсчитала восемь и дернула кольцо. Рывок очень сильный — я прикусила язык. Меня учили считать вслух. Я выговаривала: раз, два, три… и когда дернула кольцо, очевидно, забыла закрыть рот. Радость превозмогает боль: вот и первая моя затяжка. Было очень интересно, пожалуй, так же интересно, как при первом прыжке, а может быть и больше!
Приземлилась. Первым подбежал ко мне папа. Подобрал парашют. Потом мне ребята рассказывали, как он ходил и смотрел, как я прыгала, как он считал сам и очень нервничал.
Вернула парашют. Мошковский мне сказал:
— Хорошо, молодец! Выполнила задание.
С тех пор я начала прыгать затяжными прыжками.
Всего у меня 45 прыжков. За два с половиной года — не так много! Если бы я прыгала сколько хочу и столько раз, сколько бываю на аэродроме, прыжков набралось бы у меня, вероятно, раза в три-четыре больше. Но сейчас у нас столько желающих, что часто прыгать не приходится.
Было у меня несколько курьезных случаев.
Помню, в 1934 году я совершала обыкновенный прыжок. Вероятно и расчет был не точен, и ветер помешал, но я села не там, где было намечено, вернее, я очутилась на крыше одного из тушинских колхозных домов. К счастью, дом был невысокий, хозяева быстро нашли лестницу, и я благополучно слезла на землю.
Через некоторое время еду в автобусе на аэродром. На одной из остановок в автобус вошла женщина, нагруженная бидонами из-под молока и мешком с хлебом. Протягивая мне горсть с серебряными монетами, она попросила:
— Гражданочка, отсчитай, милая, шесть гривен на билет.
Я отсчитала и передала кондуктору.
Женщина вдруг уставилась на меня:
— Где-то я тебя, милая, видела! А, вспомнила! Это же ты на моей крыше намедни сидела.
В автобусе раздался хохот.
Села я на крышу и в другой раз, зимой 1935 года, но на этот раз уже не на колхозную, а на дирижаблестроевскую. Тоже, очевидно, расчет был неточен. Меня отнесло на городок Дирижаблестроя. Вижу, что неминуемо должна удариться с крышу или о стену трехэтажного жилого корпуса. Я сжалась, чтобы ослабить удар, инстинктивно закрыла глаза. Ударилась легонько о стену, но чувствую, что повисла в воздухе: парашютные стропы задели за угол крыши, и я болталась у стены на уровне окон третьего этажа. Внизу собрались дирижаблестроевцы. Лица взволнованно вытянулись, но, когда я посмотрела вниз и улыбнулась, они поняли; что я невредима, успокоились и принялись за мое «спасение».
Пожарные принесли лестницу, но она оказалась короткой — я едва доставала до нее кончиками пальцев ног и встать на нее никак не могла. Тогда один из пожарных прошел в квартиру, открыл ближайший балкон и длинным багром подтянул меня. Я вскочила на балкон и через квартиру вышла на улицу, где меня поджидала Тамара Иванова. Она тоже прыгала одновременно со мной, но села правильно и, собрав парашют, прибежала руководить моим «спасением».
На первом слете парашютистов в августе 1935 года.
В первом ряду слева направо: тт. Хрущев, Косарев, Люба Берлин, Чубарь и Тамара Иванова.
У меня много учеников. Некоторые из них уже сами стали инструкторами. У меня, следовательно, есть «внуки». Приятно, когда на аэродроме большой парень — твой ученик — выпускает своих учеников. Помогаешь им изо всех сил, страшно заботишься об этих людях, испытывая к ним какое-то особо нежное, как бы материнское чувство.
Приятно встретить своего ученика, когда он хорошо прыгнул. Всегда радуешься за него.
Я два года не уезжаю отдыхать — все некогда. Откладываю отпуск с месяца на месяц, — всегда что-нибудь мешает. Мама очень недовольна мной и постоянно мне за это выговаривает. Она несколько раз смотрела на мои прыжки и неизменно говорила: