Записки старого книжника - страница 2

«Галактика Гутенберга» теперь равнозначна «расширяющейся Вселенной». Мне как-то пришлось любоваться книгами, выпущенными в течение одного дня в нашей стране. Перед глазами находилась библиотека, освоить которую было совсем нелегко. Читатель в самом деле находится перед Гималаями книг. Когда мы говорим о «книжном голоде», то все-таки не надо забывать, что понятие это сугубо условно. Мы — великая книжная держава мира. Никогда еще столько слов не предавалось печати. Никогда еще на прилавки не выбрасывались такие огромные кипы типографской продукции.

Книг много — и мало. Чем это вызвано? Причин много. Все умеют читать. В книге нуждается каждый. Редко встретишь квартиру, в которой отсутствует книжная полка. Не умолкают сетования на то, что не хватает бумаги, — потребность в ней безгранична. Но если бы мы даже в несколько раз увеличили бумажное довольство, пресловутый «книжный голод» не был бы преодолен. Верно ли мы обращаемся с напечатанным?

Читатель стоит в растерянности перед десятками и сотнями названий, известными и неведомыми фамилиями авторов. Какой книге отдать предпочтение? Библиотекарь или продавец далеко не всегда могут прийти на помощь. Ведь читатель теперь совсем не тот — по образовательному цензу да и психологическому складу, — нежели в тридцатые или сороковые годы. Но в советах он, читатель, не перестал нуждаться.

Всегда ли мы помним об этом? Книга выполняет свою извечную работу и по-прежнему, как в былые годы, формирует личность. Я бы даже сказал, что сегодня, как никогда, печатное слово, особенно художественное, воздействует на человека, на его характер, деяния, поступки. Даже кино, радио, телевидение, долго объявлявшиеся врагами-соперниками печати, как мы все убедились, нередко способствуют популярности книги. Перефразируя известное выражение, сегодня можно сказать: «Скажи мне, что ты читаешь, а я скажу, кто ты…» Собрание же книг повествует о своем владельце пространно и без утайки.

Выбирать книги для своего и чужого чтения не только наука, но и величайшее искусство. Последнее же требует таланта, а он, как известно, всегда редкость. Когда я вижу очередь, выстроившуюся после сиюминутного привоза литературы на Кузнецком мосту, то испытываю щемящее чувство жалости к людям, томящимся в ожидании. Они, разумеется, приобретут новую книгу. Большинство прочтет ее. Но в очереди есть и представители, жаждущие «искусства ради искусства», покупки ради покупки. Поставит на полку и будет хвалиться: «У вас нет, а у меня есть».

Да стоит ли только покупать наугад? Нужно ли придерживаться правила «все покупают, и я покупаю»?

Прочитав модную повесть, нередко ставим мы ее на самую нижнюю полку. Вспомню опять пушкинский «Городок»: «Мир вечный и забвенье и прозе и стихам!» В лучшем случае, мы отнесем груду книг — вчера мы их еще так жаждали — к букинистам, да и то без воодушевления. Овчинка выделки не стоит. Кто возместит время, проведенное в ожидании на Кузнецком мосту?

Крупнейшие писатели нередко размышляли о формировании читательского вкуса. Вспомним упорное внимание Льва Толстого к «Кругу чтения». Мы же сейчас почти полностью уповаем на библиотекарей, учителей, продавцов, библиографов, которые делают свое извечное кропотливое дело с большой тщательностью. Но может ли от заботы о читателе устраниться автор, создатель книг? Нет. Литература требует не только талантливого творца, но и даровитого потребителя. Бывают сочинители-графоманы, встречаются и читатели — глотатели изданий, воспринимающие книги, так сказать, в непереваренном виде. Гоголевский Петрушка, помнится, «имел даже благородное побуждение к просвещению, то есть к чтению книг, содержанием которых не затруднялся…». Конечно, Петрушка пережил множество изменений, теперь его и не узнать — такой у него интеллектуальный вид. Но какова его суть? Недавно я прочел во французском издании: «Детектив и научная фантастика потребляются совершенно иначе, чем серьезная литература. Детектив действует как успокаивающее средство, предназначенное для того, чтобы снять напряжение дня и помочь уснуть». Ново? Свежо? А ведь нечто подобное говорилось еще в прошлом веке: «Ей сна нет от французских книг, а мне от русских больно спится».