Записки театральной крысы [старая орфография] - страница 6

— До?

— До 2½ фунтовъ.

— Тяжела будетъ! Кто тамъ ее читаетъ, вашу вечернюю.

— Кому надо — прочтутъ.

— Гм!.. Ну, и ежели мой песъ два фунта потянетъ?

— Эхъ! Ну, ладно. Сдѣлано.

Собака поднялась на заднія лапы и прыгнула въ рецензентову будку, устроенную въ жилетномъ карманѣ.

— Кушъ! — сказалъ рецензентъ, хлопнувъ себя по карману.

Я вздохнулъ.

— А вы знаете, я вѣдь, и въ заграничныя газеты корреспондирую.

— Ну-съ?

— Такъ вотъ я хотѣлъ сказать: съ нашей россійской точки зрѣнія я имѣю вполнѣ достаточныя данныя быть довольнымъ вашей пьесой. Но заграницей… сами знаете… другія условія… иной укладъ жизни.

— Другія условія? Понимаю. Ну, чтожъ. На томъ свѣтѣ тоже другія условія, — деликатно возразилъ я.

— Что вы хотите этимъ сказать?

— Да то: вотъ теперь я, скажемъ, драматургъ, а на томъ свѣтѣ, можетъ быть, углемъ буду торговать.

Рецензентъ былъ очень догадливъ.

— Такъ-такъ! Значитъ, вамъ на томъ свѣтѣ угольки понадобятся?

— Я думаю.

— Хорошо-съ. Такъ вы дайте мнѣ рублей сто авансомъ, а я вамъ тамъ верну — самыми лучшими высшаго сорта угольками.

— Ну, что вы! Куда мнѣ столько! Я вѣдь въ розницу торговать буду. Если на 25 поставите — и то за глаза хватитъ. Тѣмъ болѣе, что у меня много и другихъ поставщиковъ.

Онъ добродушно засмѣялся.

— Ну, что съ вами дѣлать! Поставщиковъ всегда утѣсняютъ. Согласенъ!

Отошелъ онъ отъ меня довольный.

Изъ настоящей статьи видно, что успѣхъ пьесы зависитъ не только отъ критиковъ, но и отъ:

1) Личныхъ друзей Чехова.

2) Любителей собакъ.

3) Поставщиковъ угля.

И, кончая свою статью, скажу я свое послѣднее слово:

— Аминь!

Что значитъ въ переводѣ:

Истинно такъ.

Передъ открытой сценой въ толпѣ я вижу двухъ людей…

Одинъ — личность совершенно ординарная, за то другой, сразу приковываетъ къ себѣ вниманіе вдумчиваго человѣка. По виду онъ приказчикъ обувнаго, или писчебумажнаго магазина, а на лицѣ у него написано, что онъ разъ навсегда рѣшилъ всѣ жизненные вопросы и на этомъ почилъ. Отупѣлый взглядъ и срѣзанная задняя часть головы подчеркиваютъ, что этого человѣка не собьешь съ занятой имъ позиціи.

И, дѣйствительно:

— Ну, скажи же, скажи ты мнѣ, — нудится и юлитъ около него ординарный человѣкъ. — А вотъ какъ ты это поймешь, — я въ Вилла-Родэ видѣлъ: выходитъ человѣкъ съ куклой, бросаетъ ее объ-земь, топчетъ, снимаетъ ей голову, опять приставляетъ, а напослѣдокъ, оказывается, что кукла-то это — настоящій человѣкъ, съ живой головой. Это какимъ путемъ?

— Электричество, — вѣско отвѣчаетъ приказчикъ, разрѣшившій всѣ жизненные вопросы.

— Да-съ? Электричество? Ну, а какъ вы объясните сей фактъ, милостивый государь, что этотъ велосипедистъ влѣзаетъ на одно-оденешенькое колесо и на немъ съ лѣстницы скатывается? Тоже электричество?

Непонятно, почему ординарная личность такъ волнуется; вѣроятно, потому, что это — столкновеніе двухъ міровозрѣній и характеровъ: пытливой, мятущейся, ищущей разрѣшенія міровыхъ загадокъ души, — и души, уже все постигшей, все себѣ объяснившей.

— Какъ ты объ этомъ колесѣ поймешь?

— Электричество.

— Электричество? Да-съ? Вы такъ думаете? Гдѣ же тогда проволока, соединенная со станціей?

— Безпроволочное. Воздушныя волны.

— Воздушныя волны? А то, что человѣкъ давеча на кровати аршинъ на пять подпрыгивалъ — и это электричество?

— Электричество.

— Ну, такъ я послѣ этого съ тобой и разговаривать не желаю.

— И не надо. Разъ ты не можешь разсуждать научно, — не разговаривай.

Но незначительный человѣкъ не можетъ успокоиться. Его сердце раздираютъ обида и сомнѣніе.

— Ну, допустимъ даже вліяніе системы электричества на механическіе предметы обихода, но живой организмъ?! Изволили видѣть, тутъ-же на открытой сценѣ тюленей? Этакій дуракъ, да носомъ шаръ перебрасываетъ. Да вѣдь какъ! Не въ обиду ему будь сказано — совершенно прекрасно. Значитъ, тюлени тоже электрическіе? Это какъ, а?

— Тюлени не электрическіе. А шаръ — да. Электричествомъ въ дѣйствіе приводится.

Незначительный человѣкъ оскорбленно улыбается. Тщетно бьется эта маленькая пытливая душа о стѣну, воздвигнутую такъ мощно его противникомъ.

Страшное напряженіе мысли — и незначительный человѣкъ снова оборачивается съ торжествующимъ лицомъ къ замкнувшемуся въ себѣ приказчику.