Записки ящикового еврея. Книга третья. Киев. В ящике - страница 3

. Они сменяют друг друга, при этом вой в промежутках стихает. Медленно падают сосны, поднимаются пласты земли – гулкие взрывы не воспринимаются и не запоминаются. Главное – прекращается вой и наступает облегчение. Почему-то ни я, ни те, кто рядом, не закрывают мне ни глаза, ни уши. Это мое первое воспоминание и сниться оно мне будет потом много раз. Оно относится к 9 сентября 1941 года, когда нас (по документам) якобы эвакуировали из Ленинграда. На самом деле поезд, стоявший внизу откоса, в железнодорожной выемке, удалось отремонтировать, и мы вернулись назад в Ленинград.

Папа в 1938 г.

Мама в 1938 г.

Девятого сентября кольцо блокады уже было замкнуто.

В автобиографиях я писал, что родился в студенческой семье, что не совсем точно. Мама действительно была студенткой третьего курса Ленинградского автодорожного института – ЛАДИ. Папа к этому времени ЛАДИ уже окончил и строил дорогу в Хмельнике (вдоль границы с Западной Украиной – Галичиной, тогда еще Польшей).

Встретились родители в 1936 году в общежитии ЛАДИ, которое помещалось тогда в одном из зданий бывшей Чесменской военной богадельни. Папа был уже старшекурсником, когда их компания знакомилась с первокурсницами. Мама с ее темнорусой косой ниже пояса и неяркой среднерусской красотой не могла не привлечь его внимания. Первые два года жизни (до войны) я провел в общежитии ЛАДИ – с бабушкой Антониной Владимировной, которую сначала я, а потом и все в семье стали звать «бубой».

Оправдалось ли поверье, что если рожден в мае, то потом всю жизнь будешь маяться, судить читателю, но путешествовать я начал в три месяца.

В августе 39 года папа меня, трехмесячного вместе с мамой и бубой повез на смотрины к родителям в Киев.

В общем и целом смотрины удались не очень. Мало того, что моя мама «увела» сына Веры Абрамовны, она еще и не была еврейкой. Тетя Рая – старшая сестра отца и любимая дедова дочка, теплых чувств к нам тоже не питала.

А буба вообще была из другого социального круга, не очень-то в офицерской среде Орловской губернии привыкшего к общению с евреями. До моего рождения буба плакала и причитала: «Аська, мало ли хороших парней за тобой ухаживают?».

И только дед Ефим Наумович встретил и меня, и маму, и бубу радостно. С бубой они даже подружились, что не прибавило ей симпатий со стороны Веры Абрамовны[11]. Баба Вера вообще считала, что сделала мезальянс, выйдя за доброго, но не очень богатого мужа. Ее мечта – стать образованной женщиной растворилась в семейной жизни, хотя детьми она занималась мало: для этого были няньки и учителя.

Дед был человек толерантный и добрый – не из жестоковыйных евреев[12], какой была бабушка Вера.

Впоследствии человеческие качества деда спасли его семью от голода в эвакуации в Уфе. Как мне его не хватало в детстве в Киеве! Каким мог быть дедушка я понял, когда меня уже в 1949-51 годах пригрел дядя Сема, его младший брат.

После Киева мы поехали в Хмельник (Винницкая область), где папа строил рокадную (т. е. вдоль границы) автомобильную дорогу. Там всем нам было хорошо. Мама с бубой вспоминали, как соседские мальчишки изображали: Абрам Ефимыч идет на работу – кепка надвинута на лоб, и он же идет с работы – кепка на затылке.

Дорогу еще не окончили, когда она стала не нужна. Через две недели Сталин договорился с Гитлером, и еще через две недели Красная Армия победоносно вошла в Польшу – осуществилась мечта главного стратега и будущего генералиссимуса об уничтожении «ублюдочного государства». Граница ушла далеко. Когда Красная Армия катилась назад в июне-июле 1941, ни рокадных дорог, ни вооруженных укрепрайонов на старой границе уже не было – все вооружение и оборудование было свалено недалеко от новой границы. А ее никто тоже оборонять особенно не собирался – Красная Армия должна была сама наступать раньше немцев. Это «раньше» так и не наступило. В отличие от своих, советских, разведчиков и «шпионов», которых Сталин перед войной уничтожил, немецких (настоящих) шпионов сталинское НКВД обнаружить не смогло, и Гитлер о планах Сталина знал.

В это время СССР готовился сокрушить следующего «грозного» врага – Финляндию, и, кроме того, нужен был уголь с Севера. «По тундре, по широкой дороге, где мчится поезд Воркута-Ленинград…». Дороге мешала широкая Северная Двина, и отца отправили строить через нее мост у Котласа.