Запланированное безумие - страница 12

Но вскоре начались трудности. Нужно было завершать эксперименты, а для этого требовались деньги на закупку оборудования. И вот тогда отец куда-то написал. Куда он обратился, она так и не узнала, но вскоре все изменилось.

Поздно вечером к ним приехали какие-то люди. Отец уехал вместе с ними. Вернулся уже за полночь. Взволнованный и молчаливый, не говоря ни слова, он прошел в кабинет и всю ночь что-то печатал. А потом все стало меняться прямо на глазах. Буквально через день лаборатории отца дали две новые комнаты. Были выписаны новые приборы. За лабораторией закрепили какие-то хоздоговорные работы, что позволило существенно увеличить оклад всем сотрудникам.

Отец тем не менее был чем-то встревожен. Он стал молчалив, и если раньше по вечерам обычно отдыхал в кругу семьи и не работал, то сейчас трудился каждый вечер. И засиживался в своем кабинете до утра.

Я внимательно слушал Сабину. Рассказывала она интересно, и чувствовалось, что все это се очень волнует.

— Послушай, а нельзя как-нибудь посетить твоего отца? Я работаю в газете. Напишу о нем статью. Он прославится, и ему не придется ничего просить на свои опыты у руководства. Сами дадут, без просьб, — как бы в шутку предложил я девушке.

Это предложение ее несколько озадачило, и она удивленно посмотрела на меня. Но я был настроен решительно. Возможно, это было не совсем скромно с моей стороны, но мне очень хотелось побывать в институте, где работает ее отец. Хотя бы потому, что он назывался институтом физики.

Мне удалось ее уговорить съездить как-нибудь в институт к отцу. Когда мы подъезжали к ее дому, это неопределенное «как-нибудь» превратилось во вполне конкретный завтрашний день. Простились мы как добрые друзья. На прощанье я умудрился чмокнуть ее в щеку, чем вовсе смутил.

Отъехав от дома Сабины, я вспомнил о назначенной встрече у стадиона. Честно говоря, мне не хотелось туда ехать. Место, правда, было не глухое, но и не слишком людное, особенно зимой, когда уже в шесть вечера темнеет.

Кроме того, я еще живо помнил инцидент у моего дома и оказаться под колесами машины мне совсем не хотелось.

Примерно через полчаса я был дома. До встречи еще оставалось время. Приняв душ и перекусив, я снова прокрутил в голове весь разговор с Сабиной. Еще во время ее рассказа у меня неожиданно возникло ощущение, что между происшествием в поселке и работой, проводимой в этой лаборатории, существует какая-то связь. Кроме того, мне не давали покоя эти две странные буквы «и» и «ф».

При этом я должен был сознаться, что и сама девушка мне далеко не безразлична. Что-то в ней было такое, что невольно завораживало. Вначале она показалась мне более сухой, холодной. Точнее говоря, более взрослой. Но потом, в машине, я присмотрелся и понял, что она, по сути дела, совсем другая, а все остальное — защитная реакция и, возможно, простое желание показаться более взрослой.

Сперва я хотел позвонить своему другу Фуаду, но потом решил этого не делать. Его реакцию легко можно было предугадать. А выслушивать очередное нравоучение мне не хотелось.

Где-то в полвосьмого вечера я стал собираться. Вытащил из шкафа старую куртку, нашел джинсы, изрядно потрепанные, надел кроссовки. Куртка и джинсы были мне явно малы, я не надевал их уже года три. Так что я представлял собой довольно живописную фигуру. Уже в прихожей я вспомнил о том, что изредка брал с собой на ночные прогулки.

Машина в этот ответственный момент меня не подвела, завелась с полоборота. Как будто чувствовала, что предстоит важное дело.

Выехав из микрорайона на широкий проспект, прямо ведущий к стадиону, я включил радио. Передавали последние новости. Практически во всех уголках страны происходили малоприятные события. То тут, то там возникали новые противоречия, замешанные на национальных, экономических или каких-либо иных проблемах.

Поражала меня — в принципе не слишком сведущего в политике человека — поспешность, а порой явная несостоятельность решений, принимаемых противоборствующими сторонами.

Конечно, кого-то может удивить моя политическая инфантильность, — все-таки журналист, хоть и не центральной прессы. Просто мне казалось, что в данной ситуации от всех, в том числе и от прессы, требовалась взвешенность и выдержанность. Информация, получаемая нами, была подчас противоречивой и тенденциозной. И явно не способствовала спокойствию и взаимопониманию.