Заплати другому - страница 19

Уйти из этого класса тянуло все больше и больше. Ясно же, ничего тут не добиться, только попадешь в такое положение, в котором Арлин чувствовала себя глупой и мелкой.

– Мисс Маккинни? – Его голос ударил в спину, когда оставалось всего несколько шагов, чтобы вырваться на свободу. Она резко развернулась, чтобы заглянуть в лицо этому человеку, которого невзлюбила сразу же и открыто – и не из-за его лица, и не из-за цвета его кожи.

– Что?

– Надеюсь, вы простите, что спрашиваю об этом, но… Отец Тревора умер?

Арлин дернулась, будто оплеуху получила.

– Нет. Конечно нет. – Надеюсь, что нет. – Это вам Тревор сказал?

– Нет. Он сказал что-то странное. «Мы, – он сказал, – не знаем, где он». Я подумал, что он, возможно, выразился эвфемистически.

– Ну, мы и впрямь не знаем, где он.

– Вот как. Вы меня уж извините. Я просто спросил.

Недоумевая, она бросилась к двери, и уже ничто не в силах было остановить ее.

Это ж надо, полной идиоткой себя чувствуешь! Она не только признала, что отец ее ребенка не удосужился даже рождественскую открытку прислать, так еще придется лезть в словарь и отыскивать в нем слово «эвфемистически». Понять, в чем он только что обвинил ее сына.

«Ну, держись, если это гадость какая!» – только об этом и думала.

Иногда мне кажется, что идея выйдет такой классной. А может, она уже классная. Но потом я вспоминаю всякое другое, что, как думал, выйдет классно. Когда я и впрямь был маленьким. Лет в десять или типа того. И теперь, когда я большой, то понимаю, какая то была мура. Вот удумал бы я: «Что, если все эти бомбы выключить?» Тогда бы м-р Сент-Клер меня никак не отметил. А потом через несколько лет я бы сам оглядывался назад и думал: «Елки, во я был дурак».

На самом деле трудно понять, что такое здоровская идея, когда ты только растешь: и идеи эти самые на месте не стоят, и ты не стоишь.

Мама не переносит Джерри. Это смешно, ведь он сильно похож на папку. Только папка чище. Но, если бы мама пустила Джерри в дом, он тоже был бы чище. Может, если бы она не пускала к нам папку, он выглядел бы точь-в-точь как Джерри. Может, где бы он ни был, он уже так и выглядит.

Только он пристроился прикорнуть на ночь, а она тут как тут. Вроде чертовой полиции. Или владелица здания, в чьем подвале он попытался было устроить себе убежище. Вроде она так прям взяла и решила: он букашка, и она не желает, чтоб в ее чертов дом заползла зараза.

Он только закончил с грузовиком. Двигатель освободил. Не с крепежа снял, а отсоединил все патрубки и провода. А их с избытком было. Не как в старые добрые времена. Это ж удумать, как сейчас делают, как дрянь какую!

И он ушел в гараж. Расстелил в углу старый восточный ковер. У самой стены. Только-только успел глаза закрыть.

Она явилась. Свет включила. Щуриться заставила.

– Это всего лишь я, мэм, Джерри. Просто перерывчик по-быстрому сделал. Просто прилег. Потом я еще с вашим грузовиком поработаю.

– Я знаю, что вы здесь живете, в моем гараже.

– Нет, мэм. Только прилег по-быстрому.

– Где ж вы обитаете?

– Там, в мастерской, где работаю. Мне разрешают спать на диване в комнате для клиентов.

– Вставайте. Я отвезу вас туда.

Черт. В том, как она обращалась с ним, было две неприятности. Первая – она была дьявольски красива. По виду никак не скажешь, что у нее уже сын в возрасте Тревора. На вид еще и тридцати нет. Такая в самом деле маленькая и миленькая, сложена, как куколка. Пока рот не откроет. Личность типа амазонки, такой, что раз в десять ее больше. Но – дьявольски красива. Были бы они в баре вместе и хватало бы у него денег им обоим купить выпить… если бы было все не так, как сейчас… не было бы так, и думать нечего. Другая неприятность в ее обращении с ним, как с гадом каким, состояла в том, что он, по-честному, и обижаться-то был не в силах. Ведь чем было крыть-то? Нечем. И как?

Залезая в машину, когда она уже сидела на водительском месте, и усаживаясь рядом, в свете горевшей вверху лампочки он ясно видел ее лицо. И, вглядываясь в него, думал: «Ты да я, мы не такие уж и разные, и ты, может, знаешь это». Но понимал: упаси его бог такое озвучить.