Заплати другому - страница 23

– Почему она хочет пригласить меня на ужин?

– Не знаю. А что такого?

– Я ей не очень-то понравился.

– Вы знакомы с моей мамой?

– С ее нравом я познакомился, да.

– Ну-у… может, она хочет поговорить о Джерри. Джерри мой приятель. Он часть моей затеи. А ей он не нравится. Совсем. По-моему, мама, знаете ли, хочет, чтоб вы помогли ей. Как бы разобраться. В этом.

Теперь приглашение в сознании Рубена обрело смысл, совпадающий со всем остальным, что ему уже было известно.

– А почему бы нам, родительнице и учителю, не переговорить с глазу на глаз здесь, в школе?

– А-а. Здесь в школе. Вот. Я спросил. Но она сказала… знаете ли, ей на работе так тяжко достается, и всякое такое. На двух работах. Просто она сказала, что было бы здорово, если б вы пришли к нам.

– Что ж, полагаю, так тому и быть. Во сколько?

– Э-э. Мне нужно уточнить. Я завтра скажу.

На следующее утро, рано, еще до начала занятий, это снова произошло. Молния ударила дважды в одно и то же место.

Она снова была в гневе, и Рубен гадал, удается ли ей когда-нибудь побыть спокойной между двумя вспышками. На этот раз он не успел и рта открыть, поскольку ее гнев был заранее собран воедино, и оставалось его только выплеснуть. Рубен восхищался этим. Завидовал, если честно, его, может быть, даже подмывало попросить дать ему несколько уроков. Она смогла бы хорошо преподать праведное негодование людям вроде Рубена, у кого в этой области не имелось никаких способностей.

И она была красива, но не той красотой, что причиняла ему боль.

– Вы почему сказали моему сыну, что мы должны встретиться в моем доме?

– И не думал. Я вообще не говорил, что мы должны встретиться.

– Не говорили? – Ее атака, захлебнувшись на скаку, явно смешалась, гнев, вдруг обретя ответственность, вдрызг разлетелся, потеряв всякую цель. – Тревор велел мне приготовить фахитас[11] из курицы, потому что вы придете к ужину. Потому что вы хотите поговорить со мной про его затею.

– В самом деле? – Интересно. – А мне он сказал, что вы пригласили меня на ужин, и, как он считал, потому, что вы хотели поговорить со мной о работе над заданием.

– Ну, черти веселые, и что же это он тогда творит? – воскликнула она отрешенно, словно Рубена и не было рядом.

– Может быть, он хочет поговорить о том, что делает, с нами обоими.

– Но почему не тут, в школе?

– Он сказал, что вы заняты на двух работах, и мне легче прийти к вам.

– Я же тут, разве не видно?

– Я только передаю слова Тревора.

– А-а. Хорошо. Зачем же тогда он старается заманить вас?

Высказать это было рискованно, но Рубен решил: он, наверное, все же попробует. Скорее всего, она опять разойдется, но не беда, поскольку ее гнев его не донимал. Он был чистым и открытым, а его приближение можно было всегда различить.

– Вчера утром он спросил, женат ли я. А потом спросил, не хотелось бы мне жениться.

– И что?

– Я просто рассуждаю.

– Вероятно, ему было просто любопытно. Я вам говорю, этот ребенок знать не знает, когда надо рот на замке держать.

– Просто я подумал…

– Что?

– Просто я подумал, что Тревор пытается свести нас.

– Нас?!

Она, похоже, застыла на месте, все чувства разом отразились на лице, в ожидании, когда с ними разберутся. Еще один риск, еще одно уродство, в каком он себя открыто показал. «Нас?! Вы, верно, шутите».

– Я сознаю, что мы – самая невероятная пара на свете, но ведь, в конце концов, он всего лишь мальчик.

Он следил, как она, превозмогая себя, неуклюже выбиралась из столбняка, вновь обретая способность говорить.

– Тревор никогда бы не сделал такого. Он знает, что его папка вернется домой.

– Всего лишь предположение.

– Вы почему вообще сказали, что придете ужинать?

– Почувствовал себя виноватым после вашего ухода в прошлый раз. Вы просили меня помочь разрешить трудности, возможно, порожденные моим заданием. Боюсь, я отнесся к этому без должного внимания.

Косой луч утреннего солнца, ворвавшийся через окно, охватил Арлин, превратив в самый яркий объект в классе. Он сияющей полоской улегся на обнаженное тело между юбкой и коротенькой кружевной безрукавкой. Незагорелая, беззащитная кожа, как у фарфоровой куколки. Что-то хрупкое, отправленное на полку из опасения, как бы не разбилось в руках. Она казалась такой беззащитной… пока не открывала рот.