Запомни эту ночь - страница 18

стр.

— О Господи! — Мишель схватилась свободной рукой за голову. — Клянусь, я не знала. — Вот еще одна головная боль для нее. К Мэтью она относилась почти так же, как к своему родному брату. Ей невыносимо было думать, что она стала причиной его страданий, пусть и невольно.

Положив трубку, Мишель постаралась выкинуть из головы огорчивший ее разговор. Головной боли у нее и так хватает. Филипп куда-то исчез, исчезли и вещи из холла.

Она вспомнила о своих прекрасных новых нарядах, и они показались ей в высшей степени желанными, а отказ принять их, потому что они оплачены Филиппом, всего лишь детской выходкой. Костюм, в котором она прибыла в усадьбу, был уже в таком состоянии, будто она носила его год не снимая!

Мишель поднялась по великолепной лестнице, перила которой поддерживали опоры с искусно вырезанными гроздьями винограда и экзотическими птицами, стараясь не обращать внимания на сосущее чувство тревоги. Сочетание слов «спальня» и «Филипп» приводило ее в отчаяние.

Она обошла одну за другой все спальни, но нигде не обнаружила своих вещей. С бьющимся сердцем она приблизилась к хозяйской половине, спальня в которой и была немой свидетельницей ее позора в ту первую брачную ночь. Сделав глубокий вдох, чтобы унять сердцебиение, она открыла резную старинную дверь.

Ничего в этой красивой комнате с тех пор не изменилось. Высокие окна, смотревшие в сад, стены, затянутые великолепной парчой, в расцветке которой сочетались розовое с серебром, изящные стулья вокруг низкого антикварного столика, великолепно подходившего для интимного завтрака вдвоем. На кровать с пышным пологом она и смотреть не хотела.

Фирменные пакеты с покупками из бутика и ее дорожная сумка стояли посередине комнаты, а Филипп развешивал в нише гардероба свои костюмы. Он явно не собирался дать ей улизнуть от выполнения условия договора. Мог бы предоставить ей хоть одну или две ночи, чтобы прийти в себя!

Да, ни комната, ни Филипп не изменились. Зато изменилась она. Нет больше той бессловесной испуганной мышки, которая была не в состоянии выразить свои чувства. Глядя ему в затылок, Мишель сказала:

— Вижу, ты не собираешься предоставить мне отдельную комнату. Непродуманное решение. Никакой деликатности!

Широкие плечи под белой рубашкой напряглись. Он медленно обернулся, и она увидела, как мрачно сверкнули его глаза, когда он встретился с ней взглядом.

— А куда завела моя деликатность во время нашего медового месяца? Или ты забыла, как сжимала зубы, с отвращением терпя мои любовные ласки? Кем ты тогда меня выставила? Почти животным, которое удовлетворяет свою потребность, ничего не давая взамен! Мишель, — тон его изменился, голос стал звучать мягче, — я уговаривал себя, что надо сделать скидку на твое пуританское воспитание и неопытность. В конце концов, именно это отчасти и привлекало меня в тебе. Но после первой ночи ты не позволяла мне приблизиться к тебе. Поэтому я оставил тебя в покое… как ты и хотела. Сколько можно унижать мужское достоинство? Все, я исчерпал лимит.

Мишель виновато потупилась. Ей не приходило в голову взглянуть на события тех дней с другой стороны. Инстинктивно она тогда понимала, что сильно разочаровала его в ту ночь, когда от страха не могла ни расслабиться, ни ответить на его ласки. Тот же страх заставил ее инстинктивно отвергать его попытки приблизиться к ней в последующие два дня. Если бы он заговорил с ней тогда о любви, все могло бы быть иначе… Но, несмотря на все свои недостатки, Филипп был неспособен на ложь…

— Предлагаю оставить эту тему, — сухо предложил Филипп. — Может, ты распакуешь свои вещи, а я тем временем поищу внизу что-нибудь для ланча.

Он вышел, плотно закрыв за собой дверь, и, что бы Мишель при этом ни думала, она почувствовала себя как человек, лишившийся в жизни самого дорогого.

* * *

После душа в роскошной ванной комнате, отделанной зеленым мрамором, и ароматного крема, которым она намазалась от шеи до ног, тело ее словно заново родилось. Трудность теперь состояла в том, чтобы выбрать себе подходящий наряд из огромной коллекции потрясающе дорогой одежды, на покупке которой настоял Филипп.