Заповедный мир Митуричей-Хлебниковых - страница 6

«Алферово… До сих пор я помню в нем каждое дерево, и каждое было родным и любимым, каждый день нужно было обойти все аллеи, со всеми побыть, послушать их… да, я подолгу слушала их, и они не были безмолвными. <…> Далёко отошла угрюмая столица… Это была странная жизнь, дела были все такие, которые могут быть важными каким-нибудь лесным духам лишь… а им — людям — это пустяки… Но она была чем-то незабываемо богата, она была роскошней и чудесней жизни дворцов! И мне-то кажется, мудрее учебы… <…> И случилось, что спал вдруг монашеско-богоугодный облик…»[25]

«То молодость нашла себя…

<…> В щелястом сарае обосновался брат Витя с огромным мешком рукописей… Читал отрывки новых вещей…»

Вот некоторые «отрывки» стихов Хлебникова той поры:

Рисунок Виктора Хлебникова «Портрет сестры Веры». Датируется 1911–1912 — «алферовскими» годами. Может быть, раньше? На рисунке Вера с косой, которая к 1911 году была уже давно отстрижена. Да и облик ее — скорее облик девочки-подростка, еще не сложившейся, в общем, некрасивой — с крупным носом, тяжелым подбородком. Но вдумчивый, сосредоточенный взгляд больших выпуклых глаз этой девочки, ее необычность, оригинальность привлекают сильнее красоты, предвещают многое. Незаурядным человеком увидел и запечатлел сестру ее любимый и любящий брат — несомненно, одаренный художник.

Возможно, портрет относится к 1905 году, когда Вера поступила в художественную школу — ей было четырнадцать лет. Именно в этом году произошел решительный перелом в жизни Виктора.

«Верно около 1905 года [Виктор] стал увлекаться политикой, затем революционным движением. <…> В университет же он ходил все менее охотно и, наконец, стал порываться уехать в Москву. Дома противились, боясь, что он слишком не подготовлен для самостоятельной жизни, и может быть, были правы. Отказали наотрез. Витя посвятил меня в свое горе, и я, ничего не понимая, кроме горя большого друга, торжественно принесла ему свое сокровище, золотую цепочку, он продал ее где-то и уехал. Сейчас я жалею, что, может, невпопад была великодушна. Это был его первый вылет из дома.

Отец, который не отказывал ему ни в чем, чтобы дать всестороннее образование был, конечно, против его слишком сильных литературных увлечений, оторвавших его от университетских занятий, и это стало тем роковым, что разделило их в дальнейшей жизни — их, по-своему любивших друг друга, и создало внешнюю враждебность, непонимание и в результате тягостные столкновения. Мечта отца была, чтобы он выдвинулся как математик или естествоиспытатель. И вот конец всем распрям и мечтам…»^>[30]

Несколько штрихов к портрету Велимира Хлебникова начала 1910-х — из писем родным его брата Александра, находившегося в ту пору в Москве^>[31].

Москва, сентябрь, 1911. Проездом из Астрахани у меня был Витя. Он бодр и довольно мил. Рассказывал о своем житье в Астрахани. Встретили его у Бори^>[32] очень хорошо. …Но скоро, как говорит Витя его «привычки богемы» расстроили эти идиллические отношения… Они, очевидно, совершенно не поняли Витю и смотрели на него с довольно гнусной, обывательской точки зрения. Но я думаю, что после отъезда они разберутся и может быть полюбят внечеловеческую, но милую душу Вити. Расстроились их отношения, когда Витя сказал, что «Живой труп» отвратительная вещь, что Витя пишет лучше Толстого и что Куприн в сущности только «бред». После этого Витя подвергся опале… У меня он прожил 2 суток; мы дважды поссорились, но все же расстались очень нежно.