Запоздалый дневник - страница 7

стр.


Мы, то есть я, Миша, Стеша, Егор приехали к ним в гости вечером в пятницу 16 июля, а утром 17 июля это случилось по дороге на пасеку. В их «жигуленок» на полном ходу въехала фура «Камаз».


Вот такая скудная, сухая история о моих самых близких родных.

21 ЯНВАРЯ 2011 ГОДА

В горнице моей светло.

Это от ночной звезды.

Матушка возьмет ведро,

Молча принесет воды…


Красные цветы мои

В садике завяли все.

Лодка на речной мели

Скоро догниет совсем.


Дремлет на стене моей

Ивы кружевная тень,

Завтра у меня под ней

Будет кропотливый день!


Буду поливать цветы,

Думать о своей судьбе,

Буду до ночной звезды

Лодку мастерить себе…


Николай Рубцов

Теперь о доме, как строении.

Изба наша, как говорили родители, это бывший амбар, срубленный на месте из сосен, росших здесь. Ни Таня, ни, тем более, я не помним, когда амбар переделали в избу. Таня только помнит, что печь стояла сразу вправо от дверей, окна в огород не было, как не было ни одной перегородки – одно помещение. 35—40 квадратных метров. Крыши тоже не было. Отца забрали на действительную службу где-то в 31-32-ом году. Мама с Таней жили в этой недостроенной избе. И только, когда отец пришел со службы в 1933—34 годах, покрыли дом плитами. Плитами в деревне было покрыто многое. Плитняк добывали на Школьной горе. Тратуары в центре тоже были уложены такими плитами. Из плитняка в виде больших кирпичей были сделаны и изгороди на огородах. В старых домах и сейчас еще эти изгороди стоят. Плитняком у нас было покрыта и баня и двор. В детстве у всех у нас была привычка лазить на крышу бани и в солнечный день греться на плитах.


С приходом отца из армии появились и перегородки в синий цвет. Так он и простоял до слома дома где-то до конца 80-х годов двадцатого века.


Уже после войны в 40-х годах отец перекрыл крышу тесом, а в 70-х годах железом. Баню тоже перекрыли тесом.


Во дворе стояли для скота хлев, куда в зимнюю стужу загоняли овец и корову, и кур. Холодный двор был пригоден только в относительно теплое время.


До сороковых годов хлев и двор были покрыты соломой, потом тесом, а затем железом. На сеновале хранили сено. Я любила спать на сеновале, и эта привычка у меня сохранялась долго, вплоть до конца 80-х годов, когда уже не было дома и гостила у сестры Вали. Однажды во время метания сена на сеновал, я оступилась с лестницы и упала с трех метровой высоты на плиты. Счастливое падение – не на голову, а на бедро.


Во дворе (ограде) стояла амбарушка, строение над погребом. Мы летом любили спать на полу амбарушки. Вспоминаю, что мы нисколько не боялись спать вдали от взрослых, в сплошной темноте.


Еще до войны, видимо, даже до Финской, печь перенесли к стене, примыкающей к огороду. Было прорублено и окно на кухне.

Голландка (круглая печь) стояла в центре избы, как бы деля ее на две половины. В доме была одна деревянная, самодельная кровать для родителей. Мы все спали на полу. Когда отца не было дома (например, во время войны) я, Валя спали с мамой на кровати…


Как-то появилась в доме железная кровать, по-моему, кем-то из соседей по ненадобности выброшенная. Она досталась Тане. Я помню, что я спала на полу почти до окончания школы.


В прихожей стоял у окна обеденный стол, лавка, в стену вбиты гвозди для одежды, два-три самодельных стула.


В новой (как называли вторую комнату) стоял в углу шкаф самодельный для посуды, которой практически не было. Нижнюю часть шкафа приспособили под тряпки-одежду. Рядом стоял сундук, практически пустой, кое-какая праздничная одежда в нем хранилась, полотенца еще от родительской свадьбы, скатерть, обувь на выход.


Украшали комнату три больших растения – медвежья лапа, фикус, китайская роза, цветения которой ждали с нетерпением. На окнах цветов не помню. Стены не были оштукатурены, просто белились известью. Пол из широких половиц – крашеный желтым кроном (естественный краситель на льняном масле).

Текст предоставлен ООО "Литрес".