Зарисовки - страница 17

Верка тут же встрепенулась, взгляд стал мягче, и она суетливо закопалась в сумке, извлекая «домашнее».

Мишка довольно кивнул. Все правильно. Нужная интонация, слово и улыбка нивелировали напряженную неловкость, повисшую между ними. Стало легче и Верке, и ему.

– Женька со мной просился. Но я не решилась, – вопросительно примолкла она.

Женька… Мишка на мгновение смутился, вдруг понимая, что ни разу за все время не вспомнил о младшем брате. Это было не правильно.

– Я бы ему город показал, – Мишка склонил голову, будто бы уже выстраивая планы будущего визита брата с легким ожидаемым сожалением.

– Так я его отправлю, на каникулах, да… сына? – робко предложила Верка.

Сына… Мишка внутренне сжался, наткнувшись на теплое слово, которое, пожалуй, впервые слышал от Верки.

– Отправь, – Мишка вовсе не хотел видеть и возиться с мелким, но эта игра увлекала, и он с удовольствием примерял новую оболочку.

Глаза Верки подозрительно заблестели, а жесты стали увереннее и шире. Мишка краем глаза ловил ее осторожные взгляды, понимая Верку как давно прочитанную, но порядком подзабытую книгу. Рада. Довольна. Хорошо.

Мать не задержалась, спешила на последний автобус. Он усадил ее, помахал рукой и развернулся. Улыбка моментально сползла с его лица. Мишка анализировал. Он копался в себе, с опаской выворачивая многолетние залежи собственной души. Вот эта незатейливая игра в поддавки превратила визит матери, обществом которой он тяготился очень давно, в приятную вещь. Он отчетливо представлял, как она умиротворенно покачивается в тесном пространстве автобуса, не замечая дороги, перебирает пословесно их разговор и улыбается. Он же чувствовал спокойствие и силу, понимая, что все это нисколько не пробило толстенную броню его личного мира, напротив, словно дурацкая обережка, отвела взгляд, но поток благодарной радости, которым лучилась Верка, приятно грел. «Они же… – Мишка рассеянно оглядел улицу, застревая взглядом на фигурках людей, – могут быть источником приятных ощущений, – кое-как подобрал он определение тому, что чувствовал внутри. – Просто нужно… правильное программное обеспечение», – подбросило ему подсознание знакомый термин.

Мишка не отрываясь смотрел на Ромео. В театр его потащила Мандаринка, не потому что хотелось, а просто потому что это было вызывающе, заметно и выделяло ее на общем фоне однокурсников, пределом которых были клубы, киношка и прочая тусовка. Театр. Звучало, как нечто инородное. Отблеск другой, более качественной жизни.

«Даны ль уста святым и пилигримам?» – вопрошал Ромео, удерживая за руку Джульетту.

Мишка напряженно следил за мимикой актера, подмечая его «распахнутый» взгляд, его невольное, будто против воли тянущееся движение вперед. Он не верил ему. Не понимал, почему этот незатейливый набор инструкций называют великой историей любви. Ромео хотел Джульетту и напористо, но осторожно обкладывал девушку топорными алгоритмами.

«Да – для молитвы, добрый пилигрим».

Джульетта тоже не верила Ромео, но вынужденно обрабатывала полученные данные, понимая, что увлеченный азартом охотник оценит ту добычу, что, казалось бы, вот-вот попадет в его руки, но ускользает, оставляя ощущение, что нужно приложить чуть больше усилий, чуть больше настойчивости.

«Святая! Так позволь устам моим прильнуть к твоим – не будь неумолима».

Мишка поморщился: Ромео, видимо, совсем дурак, раз собрался грубой лестью ковыряться в хитром механизме женской души. С Мандаринкой этот фокус не прошел бы.

«Не двигаясь, святые внемлют нам», – Джульетта сделала Ромео скидку, разрешив поцеловать ее.

Мишка проигнорировал Шекспира еще в школе, он органически не принимал кипящую мнимую страсть за чистую монету, еще тогда уловив, что вся эта хрупкая нежная поволока скрывает все ту же простую физиологию. Да и теперь его мнение не изменилось. Но пару актерских чит-кодов он все же запомнил.

Мандаринка, притихшая, пропитанная величественной атмосферой театра, шагала рядом. Мишка переплел ее пальцы со своими и слегка сжал, чувствуя себя немного актером. Мандаринка остановилась. Мишка «распахнул» взгляд и обернулся к ней. Он не дурак, и разбивать словами атмосферу и Мандаринкины домыслы не будет. Потупив глаза, он согрел своим дыханием пальцы девушки.