Зарисовки - страница 5
Михаил перехватывает мой взгляд и вопросительно приподнимает брови в немом вопросе. Я, неопределенно качнув головой, даю знать, что ничего не случилось. Он еще пару раз в течение планерки оглядывается, но я успеваю отвести глаза раньше, едва заметив движение его головы.
«Ненормированный рабочий день» – понятие, обычно не касающееся меня, но квартальный отчет просто невозможно отправить днем. Поэтому домой я начинаю собираться гораздо позже, когда даже самые упертые расползаются из редакционного муравейника по домам. Закрываю кабинет и ловлю едва уловимый, уютный аромат кофе. От усталости поддаюсь желанию и иду на запах. Дверь кабинета открыта настежь, в кресле, уткнувшись почти носом в верстку, сидит Михаил.
– Вечер добрый, – неловко мнусь я на пороге. – Запах кофе коварная штука.
– Какой редкий вид ночной бабочки, – Михаил с усмешкой приглашающе кивает на кресло. – Там в кофейнике должно еще остаться хотя бы на чашку.
Я устраиваюсь напротив и с интересом рассматриваю будущий журнал. Вверхтормашковость совсем не мешает мне читать.
– Мне придется брать с тебя подписку о неразглашении, – ухмыляется Михаил. – Ты почему тут в такое время? А как же жена, дети, футбол и борщ?
Я поднимаю глаза и натыкаюсь на изучающий взгляд.
– Это не из моей пьесы, – делаю большой глоток и обжигаюсь, – и не из твоей.
– Ваша карта бита, – дурашливо объявляет Михаил. – Я бы не догадался, ты выглядишь стопроцентной арабикой.
– А я всего лишь контрафакт, но с грамотным дизайном, – делая второй осторожный глоток, откидываюсь на спинку кресла, только сейчас понимая, насколько был напряжен.
– Друг? – полночь притупляет границы, позволяя прозвучать личным вопросам.
– В свободном… падении, – признаюсь неожиданно для себя я.
– Может быть, тогда выпьем где-нибудь?
– А как же друг? Не ждет? – разрешаю я себе быть бестактным в ответ.
– Сегодня нет.
Резкая, внезапно откровенная, налетевшая, как порыв ветра, дружба втягивает меня в калейдоскоп его жизни. Я привыкаю выбираться из скорлупы собственного кабинета, чтобы перекурить с ним новость. Я узнаю, что под спокойной насмешливой маской Михаила живет немного сентиментальный паникер, который абсолютно по-женски может обыграть тысячью мыслями-сюжетами одну вскользь брошенную фразу. Я понимаю, что этот перфекционист, способный довести до инфаркта весь отдел, принимает людей целиком, со всеми изъянами и сколами характера. А еще я чувствую, что влюбляюсь.
Эта мысль внезапно колет висок и тут же окрашивается разными тональностями. Вопросительной, недоверчивой, насмешливо-отрицающей, робкой и под конец болезненно очевидной. Влюбляюсь? Зачем? Какая глупость… Мы же оба… кетчеры, и не только в постели. Нам обоим нужно то самое плечо, на которое можно опереться. Глупость. Все это глупость. Одиночество, помноженное на его обаяние. Пройдет. Пройдет? Вот только наша дружба наполняется терпким желанием физической близости. Рукопожатие, близкий контакт, случайное прикосновение, ставший афродизиаком его запах – все печет и плавит в котле грудной клетки сердце. Я превращаюсь в фетишиста, который с фанатизмом коллекционера прикипает голодным взглядом то к линии подбородка, то к открытым в глубоком вырезе модной майки ключицам, то к шраму на тыльной стороне ладони. Не-вы-но-си-мо.
– Завтра утром не подберу. Дела, – я паркуюсь у дома Михаила. – Чего завис?
Михаил набирает побольше воздуха, как перед нырком, и шумно выдыхает. Он вообще уже несколько дней сам не свой. Опять, что ли, со своим территориальные войны ведут?
– Илья, – вызревает, наконец, он.
Я мысленно морщусь. С каждым разом мне все тяжелее и тяжелее дается благородный образ хорошего друга. Хочется втиснуться в конфликт Миши и его парня, острым шипом разворошить и выдрать, вычистить под себя хоть небольшой кусок в его сердце. Но я, напялив на лицо сочувственную улыбку, выскребаю из задворок совести общие фразы про «подумать», «не спешить», «у всех бывает». Потому что это действительно так. Мимолетные конфликты семейной жизни.
– Илья… – Миша откровенно мается.
– Рожай уже, – устало киваю я на циферблат часов, – домой хочу.