Зарубежная фантастика из журнала «Юный техник» 1970-1975 - страница 55

— Тогда мы или убедимся, что видим Солнце, или назначим нового капитана.

— Кому быть капитаном? Надо бросить жребий, — предложил стоявший сзади Бертелли. — Может, и мне удастся покомандовать кораблем!

— Сохрани нас бог! — воскликнул Марсден.

— Мы выберем того, кто подготовлен лучше остальных, — сказал Нильсен.

— Но ведь потому вы и выбрали Кинрада, — напомнил Бертелли.

— Возможно. А теперь выберем кого-нибудь другого.

— Тогда я настаиваю, чтобы рассмотрели и мою кандидатуру.

В глубине души чувствуя, что все его усилия Бертелли незаметно сводит на нет, Нильсен пробурчал:

— Вот когда вы ушами двигаете, тут мне за вами не угнаться.

Он посмотрел на остальных.

— Правильно я говорю?

Они закивали, улыбаясь.

К концу восьмого дня, во время очередной проверки, Марсден обнаружил, что при наложении одной из пленок на экран звезды на пленке совпадают со звездами на экране. Он издал вопль, услышав который все бросились к нему, в носовую часть корабля.

Да, это было Солнце. Они смотрели на него, облизывали пересохшие от волнения губы, смотрели снова. Когда ты закупорен в бутылке, четыре года в звездных просторах тянутся как сорок лет. Один за другим заходили они в кабину Кинрада и, ликуя. перечитывали висящий на стене плакатик:

«ТРИ — СЧАСТЛИВОЕ ЧИСЛО!»

Наконец они услышали в приемнике чуть слышный голос Земли. Голос крепчал день ото дня — и вот он уже ревел из громкоговорителя, а передний иллюминатор закрыла половина планеты.

— …С места, где я стою, я вижу океан лиц, обращенных к небу, — говорил диктор. — Не меньше полумиллиона людей собралось здесь в этот великий для человечества час. Теперь вы в любой момент можете услышать рев первого космического корабля, возвращающегося из полета к другой звезде.

Забрав бортовые записи, Кинрад отправился в управление.

Ничуть не изменившийся за четыре года Бэнкрофт грузно уселся за стол и начал разговор.

— Твои докладные наверняка полны критических замечаний о корабле. Ничто не совершенно, даже лучшее из того, что нам удалось создать. Какой у него, по-твоему, главный недостаток?

— Шум. Он сводит с ума. Его необходимо устранить.

— Не до конца, — возразил Бэнкрофт. — Мертвая тишина вселяет ужас.

— Если не до конца, то хотя бы частично, до переносимого уровня.

— Эта проблема решается, хотя и медленно. А что ты скажешь об экипаже?

— Лучшего еще не было.

— Так мы и думали. В этот раз мы сняли с человечества сливки — на меньшее согласиться было нельзя. Ни один из них в своей области не знает себе равных.

— Бертелли тоже?

— Я знал, что ты о нем спросишь. — Бэнкрофт улыбнулся. — Хочешь, чтобы я рассказал?

— Настаивать не могу, но, конечно, хотелось бы знать, зачем вы включили в экипаж балласт.

Бэнкрофт больше не улыбался.

— Мы потеряли два корабля. Один мог погибнуть случайно. Два не могли. Мы потратили годы на изучение этой проблемы, — продолжал Бэнкрофт, — и каждый раз получали один и тот же ответ: дело не в корабле, а в экипаже. Проводить четырехлетний эксперимент на живых людях мы не хотели, и нам оставалось только размышлять и строить догадки. И вот однажды, чисто случайно, мы набрели на путь, ведущий к решению проблемы.

— Каким образом?

— Мы, люди техники, живущие в эру техники, склонны думать, будто мы — все человечество. Но это совсем не так. Возможно, мы составляем значительную его часть, но не более. Непременной принадлежностью цивилизации являются и другие — домохозяйка, водитель такси, продавщица, почтальон, медсестра. Цивилизация была бы адом, если бы не было мясника, булочника, полицейского, а только люди, нажимающие на кнопки компьютеров. Мы получили урок, в котором некоторые из нас нуждались.

— Что-то в этом есть.

— Перед нами стояла и другая проблема, — продолжал Бэнкрофт. — Что может служить смазкой для людей — колесиков и шестеренок? Только люди.

— Тогда выкопали Бертелли?

— Да. Его семья была смазкой для двадцати поколений. Он — носитель великой традиции и мировая знаменитость.

— Никогда о нем не слыхал. Он летел под чужим именем?

— Под своим собственным.

Поднявшись, Бэнкрофт подошел к шкафу, достал большую блестящую фотографию и протянул ее Кинраду: