Заря над степью - страница 37

— Конечно, копечно! За все, что ты сделал для меня, ты тоже заслуживаешь большой награды, — поспешил согласиться бээс и предложил гостю выпить еще бокал вина. "Лучше причинить зло другому, чем ждать, пока другой причинит зло тебе", — вспомнил Лха изречение Цао Цао. Он уже обдумал, как нанести удар, однако внешне оставался по-прежнему гостеприимным хозяином.

На следующий день утром Лха-бээс снова угостил ламу вином и подарил ему хадак.

— Дорогой лама, — сказал князь, — перед отъездом обязательно зайдите ко мне. Я приготовил кое-какие подарки и подписал письмо, которое поможет вам в уртонах получать лошадей.

Доброта и внимательность князя растрогали Дамдинбазара. Вскоре из канцелярии хошуна в разные стороны разъехались стражники с предписанием захватить конокрадов. А вечером того же дня перед самым заходом солнца какой-то чабан, проезжая по степи, наткнулся на почерневший и обезображенный труп странствующего ламы. Пастух перепугался насмерть.

А як бродячего ламы одичал, и люди, завидев животное, боязливо отгоняли его от своего стойбища. Як так и бродил оседланным по степи, пока не околел. А в народе с тех пор пошла молва, будто лама в трескучие морозы приезжает верхом на яке к ставке нойона, жутко хохочет и кружит вокруг его юрты. При этом уверяли, что из хвоста страшного яка сыплются синие искры.

В пригоршне риса — кровь от тысячи ударов кнутом, в лоскутке шелка — жизнь тысячи шелкопрядов.

Народная поговорка

Насанбат, открыв глаза, не сразу вспомнил, как он очутился в этой тихой маленькой фанзе. Он лежал на кане[80]и с изумлением рассматривал незнакомые стены, заклеенное бумагой оконце, маленький столик, стоявший тут же, на кане, висящий на стене свиток с двумя иероглифами. Обстановка была незнакома и непривычна. Насанбат только что видел во сне свою юрту, мать наливала ему горячий ароматный чай… Но фанза, где он находится сейчас, — это, к сожалению, не сон, а действительность. Насанбат посмотрел в окно: фанза стояла на тихой пекинской улице Юнхо-гун…

Юноша задумался. Перед ним встали картины его десятилетних скитаний, после того как он чуть не погиб — ведь его хотели принести в жертву ради спасения больного Лха-бээса.

Прежде чем попасть в столицу маньчжурского императора, Насанбат объехал немало хошунов, побывал во многих больших и малых городах. Ему припомнилось, как, приехав в Калган, он встретил там Чжана, которого знал еще у себя на родине, в Улясутае. Оказалось, что этот столяр и резчик был родом из Калгана и, вернувшись на родину из Улясутая, снова занялся своим ремеслом.

Чжан случайно увидел Насанбата на улице, сразу же узнал сына своего старого знакомого Батбаяра и пригласил к себе. Услышав, что у молодого человека есть деньги, и немалые, он посоветовал сохранить их.

— Если ты не промотаешь свои сбережения на кутежи, то сможешь безбедно прожить на них лет двадцать, — сказал старик; он помог пристроить деньги в надежное место. — Твой отец всегда говорил: труд украшает человека. Вот и ты не теряй понапрасну время, учись у меня ремеслу. Тысячу раз был прав твой отец, утверждая, что любое учение полезно, — наставлял юношу старый Чжан.

И Насанбат начал учиться резьбе по дереву. Старик радовался, как ребенок, когда увидел, с каким рвением принялся молодой монгол за дело и как быстро он усваивает его науку.

— Учись видеть красоту там, где ее не видят другие, — говорил Чжан. Однажды он взял в руку корень дерева и сказал: — Смотри! Видишь, что это такое? Вот старый рыбак, он держит в руке рыбу. Рыба трепещет, стремится вырваться из рук. Видишь? — Старик наклонился. Он закатал штанины, и стали видны худые угловатые колени. — Видишь?..

И действительно, через два дня Чжан показал ученику наклонившегося рыбака с рыбой в руке. Насанбат с удивлением рассматривал работу старика.

Насанбат старательно учился у старого Чжапа и постепенно овладел мастерством резьбы по дереву. Он научился строгать, сверлить, вырезать, находить материал, подходящий для резьбы, и наконец постиг тайну преображения скрюченных, безобразных корней.