Заслужить смерть - страница 12

Легче стало, когда я нашла опустевшее гнездо чомги и использовала его как плот. Лисью ипостась такая лодчонка выдержала, сберегла мне силы и помогла довольно быстро преодолеть большое расстояние. Даже направление было приблизительно нужным.

Вообще мне вряд ли удался бы побег в человеческом облике. Я бы просто не смогла прокормиться, свалилась бы без сил от истощения, попалась бы Феольду и его людям. О том, чтобы попросить помощи у местных, я и помыслить не могла. Немая оборванка в ошейнике, способная в самый неподходящий момент превратиться в лису, не вызывает сочувствия. Ко всему прочему я каганатка, дитя враждебного народа. Война Каганата и Аваина закончилась каких-то пять лет назад подписанием унизительного для северян мирного договора.

Аваинцы плохо относились к представителям моего народа. Οчень плохо. Это я поняла еще в первый год замужества. Интри почти сразу после свадьбы увез меня из Каганата. Муж с самого начала предупреждал, что собирается жить в северном королевстве, торговать каганатскими чаями и пряностями, но переезд казался мне смутно торопливым, поспешным. Первое время я даже оглядывалась, не едет ли за нами кто, не гонится ли, не мелькнут ли среди северных лиц каганатские.

Я бы, наверное, обрадовалась тогда каким-нибудь понятным врагам мужа. Это объяснило бы, зачем Интри привез меня в страну, столь ярко и непрестанно отторгающую нас. Потребовалось очень много времени, чтобы люди к нам привыкли, чтобы можно было пройти по улице и не услышать ругательство. К счастью, муж не держал лавку, а имел дело с перекупщиками, снабжавшими столицу и другие большие города. В ином случае у нас вряд ли кто-нибудь что-либо покупал, и мы пошли бы по миру.

Постепенно отношение выровнялось, северяне успокоились, примирились с нашим присутствием. Но никто не пришел на помощь, когда напали Вольные орлы. Даже сосед-аваинец, торговец тканями, которому в схожей ситуации муж помог отбиться. А все потому, что мы каганатцы, маги, а супруг даже воевал.

Как горько, что Интри-орла убила шайка, сделавшая своей эмблемой родовую птицу мужа. Горько, но не неожиданно. Мне всегда казалось, Интри постоянно ждал беды. Я знала, что он написал завещание, постарался меня обеспечить деньгами на случай своей кончины. Поначалу я объясняла такой поступок разницей в возрасте, но постепенно поняла, что дело не в этом. Почему же он тогда забрался так далеко на север? Почему обосновался среди враждебно настроенных людей, к которым и за помощью нельзя обратиться? Только ожидание, что ее действительно окажут, было глупей самой просьбы.

Годы в Аваине показали, что от северян добра ждать не приходилось. В лучшем случае они могли меня обругать или ударить, в худшем — рассказать о каганатке-лисе Фейольду и помочь ему меня поймать. Как прошлый раз. Ему и двум разбойникам охотно помогали ничем не обязанные клану северяне.

Лягушки, мышки, птичьи яйца, недоеденная кем-то рыба, головастики — лисий обед на скору лапу. Питательно и полезно. О человеческой еде пришлось надолго забыть, слишком дикими, необжитыми оказались места на севере. Но и это не останавливало преследователей. Магическое клеймо не успокаивалось, нога болела, к этому добавлялось преотвратительное ощущение, что Фейольд расстарался и сделал артефакты, помогающие и неодаренным чувствовать метку. Чем иначе объяснить чувство, что вокруг меня будто сжималось кольцо?

В конце второй недели я вышла к небольшому городу на широкой реке. Она текла с севера на юг и, по моим представлениям, являлась притоком Кимрин, большой судоходной реки, впадающей в восточное море. Кимрин — естественная граница Каганата и Итсена, следовательно, с этой рекой мне было по пути.

Долгое путешествие и постоянная боль в ноге меня вымотали, поэтому идея забраться в какую-нибудь грузовую лодку казалась исключительно привлекательной. Оттого я и отважилась зайти в портовую часть города. Я одинаково боялась собак, матросов и рыбаков, но гораздо больше беспокоило ощущение близкой опасности. Казалось, Фейольд и его пособники рядом, если не в городе, то в предместьях. Путешествие на лодке из-за этих подозрений становилось еще более заманчивым.