Затерянные в Чарусах - страница 53

— А не проще ли было разверзнуть небеса, явиться человечеству и сказать все как есть: сомневаетесь во мне, грешите почем зря, а вот он — я — любите и жалуйте! И серию молний по самым твердолобым. Вот бы все и уверовали.

— Это любимый аргумент атеистов. Действительно, что стоит Богу устрашить людей, коль он всесилен? Но задумайтесь о результате. Какого качества будут эти, пусть даже и безгрешные души, но полученные таким путем? И во что обратятся они, когда обретут бессмертие и неограниченные возможности? Существуя в умах людей на грани мифа и реальности, Всевышний как бы поддерживает равновесие между добром и злом. Человек делает выбор в пользу добра не из-за страха, а по совести. Происходит качественная селекция душ.

— Получается, что Господь сам искушает людей, которые грешат по причине сомнения в его реальности?

— Нет, мой дорогой. Искушения не насылаются, они существуют сами по себе, как некие материальные блага или удовольствия. Люди искушают себя сами. Наступив на горло совести, то есть изгоняя из себя Бога.

Валерий вздохнул. Профессор оценивал впечатление. Возможно, он ждал охов и ахов, но их не последовало.

— Пойдемте, что ли, чаю попьем? Запутал я вас, похоже.

— Да нет. Все доходчиво. Вам надо в церквах проповедовать, а не в болотах прятаться.

За чаем немного помолчали. Сказанное Аркадием Аркадьевичем казалось почти очевидным. Библейские сказки о конце света, не очень страшные ввиду их абсолютной ирреальности с точки зрения здравого смысла, в интерпретации профессора превращались в нечто более пугающее. Перспектива не быть воскрешенным, если воскрешение действительно будет иметь место когда-нибудь в будущем, представлялась даже более пугающей, чем перспектива небытия.

— Скажите, осознавая все это, вы не грешите? — спросил Валерий.

Профессор как будто насторожился, хотел даже что-то ответить, но не стал. Задумчиво прихлебывал чай и молчал. Потом посмотрел на собеседника очень серьезно и сказал:

— Надеюсь, что не грешу. Но там, на «большой земле» я не устоял бы перед зовом животного. Возможно, я обольщаюсь насчет себя, однако не исключаю, что моя душа нужна Создателю в будущем, вот он и спрятал меня в этой деревне.

— А остальные что тут делают? Я, например?

— Пути Господни неисповедимы. Слышал такое?

— Разумеется. Только это никого не утешает.

— Утешение и не требуется. Задача человека — прожить в обществе себе подобных, не погубив свою бессмертную душу. Для этого ему даны воля и право выбора. Не знаю, по каким критериям станет Всевышний оценивать деяния наши земные, уверен в одном — суд будет справедлив.

— Будет… Когда-то… А всякие уроды не верят и не дают жить нормальным людям.

— Действительно не дают, — согласился профессор.

— И не заметно, чтобы Бог вмешивался.

— А может, так оно и надо? Ведь надавав кому-то по лапам, Господь нарушит принцип справедливости. Придется пресекать каждую попытку греха, иначе тот, кого не ткнут мордой, сможет предъявить претензии: мол, других одернули, а меня нет.

— М-м-м. Логично.

— Василий, на мой взгляд — святая душа, высказал одну, по-моему, очень правильную мысль: «Господь в своем промысле прибирает к делу все: и грязное и чистое, но привечает он только чистоту, а грязь лишь использует».

— Озадачили вы меня, Аркадий Аркадьевич. Вроде бы и нового я ничего не услышал, но в вашем изложении многое начинает казаться очевидным.

— Это хорошо.

— Может быть и хорошо, но страшно жить, одергивая себя по каждому поводу.

— Не волнуйтесь. Жить безгрешно — не труд. Это состояние души. И оно приятно. Сначала нелегко, когда по привычке все еще думаешь только о себе, а потом просто.

— Почему же тогда вы от грехов в болотах спрятались?

— У меня случай особый.

— Да бросьте. Гордыня, вроде бы, тоже грех.

— Гордыня тут ни при чем. Я бы мог промолчать, но скажу: меня к детям тянуло. Понимаете?

— М-м-м… Педофилия?

— И все складывалось так, что могло легко осуществиться. Если бы я не попал сюда. Надеюсь, мы сменим тему разговора? А то как-то…

— Конечно. Меня, например, всегда интересовало: как часто и насколько глубоко Бог вмешивается в дела людские. Действительно ли «ни один волос не упадет без воли его»?