Затерянные в Чарусах - страница 61

— А язык свой забыли?

— Какой язык? Вот он. — Герасим высунул кончик и попытался рассмотреть его, неимоверно скосив глаза.

— Немецкий.

— Говор?

— Ну да, говор немецкий.

— Ах! — махнул рукой Герасим, — Сначала никто меня не понимал. Я им: «Я. Я». А они: «Ты. Ты». А потом как-то пообвыкся и стало все понятно.

— А звали тебя как раньше?

— Так и звали, Герасим.

— Нет, когда ты на самолете летал.

— А-а-а… тогда… Гер… Ган… Ганс, кажись. Точно, Ганс, — обрадовался бывший летчик. — А я и запамятовал уже. Вот интересно! Мне ночесь другие слова иногда снятся. Я что запомню, бывает, на другой день Василию говорю. А он на меня руками машет. — «Отзинь, анчихрист! — ругается, — Кончай ведьмовать!».

— Дак он и молится какому-то Хитлеру. — Василий с нескрываемой иронией кивнул на Герасима. — Синец, он и есть синец. Супостат, одним словом.

— Так кому ж молиться еще! Христу твоему, что ли? Так не знаю я такого. Гитлера вот… помню. Все мы ему молились. Фюрер он наш. Отец и заступник. А коли я ведьмак какой, так не живи рядом.

— А не я ж к тебе жить явился. Сам пришел. Подселился под боком.

— Могу и уйти. Домов много.

— Ладно-ладно, не злись. А то сголомя и прямь уйдешь куда. Человек-то ты вожеватый, только вот Хитлеру твоему не могу мирволить. Не Бог он. И Аркадий Аркадьевич говорит, что не Бог.

— Твой Аркадий Аркадьевич ни в кого не верит. Ни в Христа, ни в Царя, ни в Сталина с Лениным. Ересник настоящий.

— Да лучше уж ни в кого, чем в анчихриста. Хотя я так непщую: вера ваша, видать, блазн такой бесовский. Кто вам чего наобещал, тому вы и готовы молиться. Словно недомыки какие.

— Ой, ой, — будто твой Христос ничего не обещал.

— Трудности он обещал. И борьбу с искушениями. Ты вот подумай башкой своей. Деды говорили, ни в одном доме раньше, окромя Христа, никому не молились. А теперь? Что дом — то свой бог. Прошка вон со своим Сталиным совсем заерестился. Говорит, это я так дурую. А дозде уж сколько душ?..

Герасим нахмурился, нервно глотнул вина. Василий глянул на Валерия, сам смутился и тоже отпил глоток. Потом вроде бы как извиняясь, сказал:

— Ладно, на том свете все сочтется…

Герасим поскреб в затылке. Он уже не хотел возражать, спорить. Только сказал сокрушенно:

— Вот и спортил настроение. Снова.

— Да уж прости — погорячился. Может я и дулебина какая, только Бог мой мне предками завещан. А вы своих наскоро выдумали. Пойдем, однако, хватит башку дербить. Человек от нас отдохнуть хочет. А мы все сутырим да сутырим.

— Ну, так пойдем. Вона и стемень уж подступает.

Василий достал из сумки сверток.

— Сало вот тут. Да колбасок малость. Подвесь на чердаке.

Валерий хотел возразить, но тут же подумал: провиант ему скоро пригодиться. Не исключено, что опять придется блудить. Он поблагодарил гостей. Провел их до гати. Вернувшись в дом, достал рюкзак и сложил туда все, что имелось. Еще раз проверил наган. Крутанул барабан, пощелкал взводом. Потом вставил патрон, проверил, чтобы он расположился напротив бойка и спрятал оружие в большой кармашек.

На другой день сходил в избу с грибами, снял одну вязанку, скрутил потуже. Дома уложил в рюкзак. Почему-то не хотелось ни с кем прощаться. Никто ничего знать не должен. Никто.

Этот последний день Валерий в основном посвятил приготовлениям к побегу и нехитрым заготовкам. Завтракал и обедал у деда Сома. Припрятал незаметно несколько кусочков хлеба и пару картофелин. Помог старику и Лиде в работах по дому. Ждал удобный момент. И буквально перед ужином ему удалось осуществить задуманное. Лида ушла доить козу. Сом в сенях наскребал в миску меду. Валерий подошел к божнице. Он отлепил иглу от магнита и воткнул ее за отворот куртки. Тут же вернулся к столу и продолжил чистить картошку. Ему было стыдно. Даже эти мелкие кражи казались невыносимо противными, но он уверил себя, что когда-нибудь наймет вездеход, такой как у погибшего рыбака, разыщет эту деревню и привезет сюда кучу иголок, топоров пил и многое другое. Еще он почему-то решил, что в случае успешного побега и еще более успешного возвращения, нет, триумфального возвращения в Чарусы, обязательно заберет с собой Лиду. Зачем? Еще не решил, но это казалось правильным. Только бы выбраться из этих проклятых болот. А уж там…