Затерянные в солнце - страница 30
Вильхе летел тяжело и медленно, по большой дуге обходя громадное паровое облако. Земля все еще содрогалась, издавая тяжелый протяжный рев. Насколько мог судить Кирх, вряд ли безумие стихии прекратится в ближайшее время. Полукровка разбудила первородную мощь и, судя по всему, потеряла над ней контроль. А это означало, что им не следует слишком долго задерживаться неподалеку от города. Если весь Кренен ушел под землю, то землетрясением запросто могло зацепить и его окраины. Вот только Тьярд, скорее всего, захочет дождаться Анкана и получить ответы на свои вопросы. Не говоря уже о том, что и остальных вельдов раскидало по всему небу. Вряд ли Сын Неба согласится покинуть это место, пока не найдет Бьерна с Лейвом и Дитра. И не узнает об общей численности врага, с которым им придется столкнуться. Большую часть дермаков, конечно, уничтожила стихия, но Кирх видел, как они маршировали в лес, так что вражеских солдат должно было остаться достаточно для того, чтобы представлять реальную угрозу.
Одновременно с этим на память пришли и слова Тьярда о том, что он хочет заключить мир с анатиай. Если поначалу Кирх не слишком серьезно отнесся к такой перспективе, то после того, что сейчас случилось, осознал правоту Тьярда. Да, война между их народами длилась последние два тысячелетия, и ненависть к отступницам впитывалась вельдами с молоком матери. Но после того, что тут учинила одна-единственная эльфийка, анатиай превращались в страшных врагов. А что если у них сейчас есть не одна Эрис? Что если таких полукровок много, и все они обладают мощью, равной той, что за несколько мгновений разнесла в пух и прах огромный город? Что останется от армии вельдов, от всего их народа, если одна из них выйдет сражаться? Эрнальд ведь стоит в каньоне, а землетрясению подобной силы ничего не будет стоить стереть его с лица земли.
Возможно, стоило бы убить эту Эрис, пока еще была такая возможность. Кирх взглянул на паровое облако над городом. Можно было бы рискнуть и поискать ее там, в клубах пара. Никто бы и не узнал никогда, куда она делась. Вот только тогда оказалось бы, что все это зря.
Кирх поднял голову, глядя, как сквозь толстый слой облаков проглядывает самый краешек Небесного Охотника. Он стоял, гордо вскинув лук и метясь куда-то в великую черную бездну, полную таинственных сполохов, и возле его ног резвились две его собаки. Две тысячи лет назад на этом самом месте пал великий народ Орлов гринальд, пал из-за человеческой глупости, из-за гордыни, но в то же время — из-за равнодушия и нежелания что-либо менять. Тьярд был прав: в падении гринальд вельды были виноваты в той же мере, что и анатиай. И что будет, если сейчас они снова начнут убивать друг друга, держась за старые ошибки? Дитр говорил им, что близится Час Бога, то самое время, когда человек оказывается на самой грани всего, на самом краю мира наедине лишь с самим собой, и только ему решать, жить дальше или умереть. Не станет ли новая война с анатиай последней ошибкой для вельдов, что навсегда уничтожит их народ, загубив тот шанс, что был дан им здесь? И имеют ли они право так рисковать?
Иртан, благославляю тебя за то, что не я — Сын Неба. Мысль была трусливой и слабой, и Кирх низко опустил голову, прося за нее прощения. Верго всегда говорил, что Тьярд обречен на величие, именно обречен, и Кирх никогда не понимал, почему отец употребляет именно этот термин. Ему всегда казалось, что власть — дар Богов, великая милость, что развязывает руки добродетельному, чтобы творить благие дела. Вот только теперь он понял, что она скорее похожа на обоюдоострый клинок, одинаково опасный и для того, на кого он направлен, и для того, кто его держит.
Когда они были маленькими, у мальчишек была игра: бралось заточенное с двух сторон лезвие, и двое ребят зажимали его между ладоней. Дальше нужно было давить таким образом, чтобы не поранить себя, но постараться поранить своего соперника. Естественно, лезвие было заточено не до бритвенной остроты (все-таки хоть какие-то мозги у будущих наездников в головах присутствовали), но от этого игра становилась не менее кровавой, и Кирх не слишком часто участвовал в ней. Он берег руки: ему нужны были целые сухожилия и пальцы, чтобы готовить лекарственные смеси, чтобы вычерчивать рисунки звезд и писать историю своего народа. Другие мальчишки издевались над ним, называя сопляком, и только Тьярд защищал его. У него-то ладони всегда были резанные, а он только смеялся и вечно ковырял лупящуюся коросту обгрызенными ногтями.