Затерянные в солнце - страница 48
Воздух бил в лицо, а тряска была такой сильной, словно они летели прямо в ураган. К тому же Гревар начал как-то странно припадать на правое крыло, судорожно лупя крыльями по воздуху и мечась из стороны в сторону. Бьерн еще глубже слил собственный разум с его, и тело прошила жгущая кошмарная боль. Проклятые стахи попали в лапу ящеру, и ее оторвало ниже колена. Ослепший от ярости и муки макто совсем потерял последние остатки разума и теперь метался, словно раненая птичка, пытаясь хоть как-то умерить боль.
Внутри оборвалось, но Бьерн приказал себе ни о чем не думать. Сейчас речь шла о том, чтобы спасти их с братом жизни. Как только они сядут на землю, он сможет перевязать макто и переждать до того момента, как можно будет отправляться на поиски нимфы или Анкана. А сейчас нельзя было думать о том, что он ранен. Не время для паники и горечи, сначала выбраться.
Больше ударов не было, взрывов за спиной не слышалось. А значит, оправдался расчет Бьерна, и стахи не рискнули влетать в паровое облако над городом. Мысленно прикинув расстояние и их местоположение, Бьерн с невероятным усилием развернул обезумевшего от боли Гревара влево. Ящер орал и сопротивлялся, и от напряжения на лбу Бьерна выступили градины пота. Если он сейчас взбесится вконец, то запросто может нырнуть вниз и разбиться о землю вместе с ними. Его нужно было посадить. И посадить так, чтобы не повредить лапу.
Бьерн помнил место, в которое вчера утром приземлился Кирх. До него отсюда было не слишком далеко, да и дермаков там не должно было быть. Они все больше забирали к востоку, а это укромное болото находилось на западе. Главное — дотянуть дотуда сквозь раскаленный кипяток.
Дитр вцепился в его плечи изо всех сил. Бьерн слышал за ухом его тяжелое натужное дыхание, но гнал от себя плохие мысли. Если Гревару оторвало лапу, значит, удар шел снизу вверх, и брата не могло зацепить. А даже если и зацепило, Бьерн достаточно силен для того, чтобы дотащить его до лагеря и Анкана, которые обязательно помогут. Главное только — сесть.
Удары крыльев Гревара становились все более судорожными, словно он махал ими из последних сил. Бьерн сжал зубы и мысленно умолял, просил и подбадривал своего макто. Они летали вместе больше десяти лет и знали друг друга, пожалуй, так, как не могут знать даже супруги. Растворяясь в сознании макто, наездник получал над ним контроль, но одновременно с этим и сам ящер читал его эмоциональное состояние, его мысли и чувства, надежды и страхи. Гревар был его другом, его надежным товарищем, равного которому в этом мире не было. Ты должен справиться, брат! Я с тобой! Бери мою силу, всего меня бери, если нужно! Только живи!
Их затрясло, сильно затрясло. Зубы во рту Бьерна клацнули, едва не откусив язык, и он всем телом пригнулся к луке седла. Во все стороны хлестал кипяток, шипела и рвалась на части земля. А Гревар из последних сил махал крыльями, вопя во всю глотку и дыша так же тяжело, как запаленные лошади, что уже никогда не смогут остановиться. А потом они вырвались из моря белого пара над самыми кромками деревьев.
Дышать сразу же стало легче, но Бьерн и глазом не моргнул, следя за состоянием макто. С каждой секундой тот терял все больше крови: во время полета обмен веществ и скорость кровообращения у ящеров увеличивались в десятки раз, и теперь из отрубленной культи Гревара кровь буквально хлестала на черные верхушки елей.
Потом впереди что-то блеснуло в темноте, и Бьерн из последних сил взмолился своему макто, словно богу, открывая ему все свое сердце, без остатка. Пронзительно каркнув, Гревар еще несколько раз ударил крыльями, с трудом дотянул до самого краешка озера, а потом, с надрывным криком, подломился, будто подстреленная птица, и камнем рухнул вниз.
Удар о воду был силен, но Бьерн успел сгруппироваться и разбить водную гладь сложенными вместе ладонями. Только все это было ничто по сравнению с невероятной болью, что вспышкой на секунду порвала пополам его грудь, а потом ее не стало. Теперь там внутри была лишь тишина. Все так же золотился дар Иртана, согревая его, все так же сладко текла по венам сила, только не было дрожащее-звонкого ответа, одной-единственной нотки, что соединяла их с Греваром в одно целое.