Затворник - страница 40

Коршун увидел Пилу Первым. Из его уже почти заткнутого горла донеслось глухое негромкое мычание. Тут же он, отпустив лицо врага, вцепился ему в шевелюру на виске, и что есть сил потянул на себя, а ногами еще сильнее прежнего сдавил туловище, не давая и пошевелиться. Второй дерущийся, чуть повернувшись, тоже разглядел Пилу, и Пила разглядел его лицо в полумраке — и узнал! Это было лицо Краюхи!

— Пила! Пила, помоги! Они тебя обманули! Он меня убьет, Пила, помоги!!! — закричал человек краюхиным голосом.

Пила аж весь затрясся:

— АХ ТЫ УПЫРЬ ПОГАНЫЙ!!! — Заорал Пила. Перехватив «воронка» из левой руки в правую, он подбежал к борющимся, и с размаху, что было сил, всадил молот хвостом-противовесом в спину мнимого брата!

Придавивший Коршуна человек тут же обмяк, но Коршун не отпустил его, а освободив челюсти от локтя, еще крепче прижал к себе противника и заорал, как утром на дворе:

— БЕЙ!!! БЕЙ ЕГО, ПАРЕНЬ!!!

Но и орать не надо было! Раз за разом свистел молот, и вонзался в израненную спину! Только ударив раз двадцать, переломав злыдню ребра, раскрошив хребет, Пила остановился, и тяжело дыша, опустил оружие. Коршун, спихнув с себя тело, поднялся на корточки, потом встал, шатаясь и отплевываясь:

— Черт, собака бешенная! Тьфу, чуть пасть не разорвал! — орал он — Тварь! Чуть зубы не повыламывал, тьфу, сучья парша! Чертов злыдень, чертов выблядок пещерский! Тварь! — И вдруг повернулся к Пиле, набросился на него и сжал в таких объятиях, что кости захрустели:

— Ну ты дал, парень! Ну ты дал! Как ты его, а: «УПЫРЬ ПОГАНЫЙ!» А! Ну молодчина, паря! Ну герой! Не в добрый час он на ваш двор заглянул, а!

— А Вепрь! — вдруг прервал он свои похвалы — С ним что! Подбежав к лежащему товарищу, Коршун бегло осмотрел его, и сказал: — Слушай, Пила! Давай-ка чеши за нашими! Да егозла этого, служку, увидишь — тащи сюда!

Пила вернул Коршуну окровавленный молот, и побежал обратно в хоромину. Через минуту Клинок и Рассветник были тут как тут. Следом прибежал Заяц и трактирные слуги, с огнем и с оружием на всякий случай.

— Дело от главного полководца Барса! — закричал Коршун, подняв над головой воеводину печать. Рассветник, встав рядом, тут же скомандовал:

— Не толпиться тут! Ты старший? — спросил он Зайца.

— Я, боярин! — Четко ответил управляющий. Он уже не пригибался, и не растягивал свою умильную улыбку, а смотрел на собеседника прямо, и был куда как серьезен.

— Носилки пусть тащат! Раненому освободить комнату! Кто из твоих людей надежнее, пусть оцепляют двор. Никого не выпускать. Остальных слуг поднять и собрать в столовой! Одного бегом в детинец, пусть будят воеводу! Если его нет, то пусть найдут боярина Орлана. Пусть скажут: Здесь кровопролитие, и дело государственное!

— Будет сделано! — сказал Заяц, и бросился раздавать помощникам указания: — Вы двое светите здесь, ты — за носилками, в людской возьмешь помошников! Ты — в детинец, скажи там, пусть будят воеводу или Орлана, государственное дело! Да потом за хозяином мчись, скажи, что тут убийство! Остальные — за мной!

Рассветник тем временем перевернул Вепря на спину, разорвал на нем пропитанную кровью рубаху, и осмотрел рану. Рана была — в ширину лезвия ножа, она спадалась и распадалась с тихим свистом, источая пузыри крови.

Мигом принесли наскоро слепленные носилки, Вепря погрузили на них, перенесли в уже готовую маленькую комнату и уложили там на лавке. Воин сильно побледнел, не двигался и не говорил, но был в сознании — смотрел ясно, жмурясь и сжимая зубы при тряске. Пока его рану обмывали и перевязывали, Коршун вкратце рассказал товарищам, как было дело.

Злыдень подкараулил его и Вепря на заднем дворе возле нужника. Фонари к их приходу он успел погасить, но помогло это ему мало — из-за яркой луны.

— Не то передавил бы нас как котят, сволочь! Зыркают эти гады в темноте лучше сов! — злобно добавил Коршун.

Вепрь увидел его слишком поздно, не успел ни податься назад, ни обнажить меча, и первым же ударом получил рану в грудь. Тут же злыдень кинулся на Коршуна, тот вскрикнул, но негромко — вдохнуть не успел, а потом уже они сцепились, потом — и Пила подоспел. Как раз вовремя подоспел — отмечал Коршун — уж больно этот бес окаянный ловко и злобно дрался («Зараза!»)