Затворник - страница 45
— Здравствуй! — поспешил Коршун поздороваться в ответ и усадить измученного друга. — Ну что, как ты?
— Ничего. — негромко, как будто чуть присипшим голосом, сказал Рассветник, усаживаясь обратно, а затем и ложась — Вепрю я, вроде бы, сумел помочь, он теперь поправится. Но к нему сами потом сходите, а сейчас он спит. И мне бы тоже передохнуть надо.
— Отдыхай, отдыхай, брат! — сказал Коршун — Тебе, вижу, тоже досталось…
Коршун с Пилой остались в комнате, а Клинок все же отлучился взглянуть одним глазком на Вепря. Вернулся скоро.
— Как он там? — шепотом спросил Коршун.
— Как младенчик. Посапывает лежит. — Ответил Клинок так же тихо- Ну и сила же в нашем брате! — добавил он, кивнув на Рассветника. Тот уже спал мертвецким сном.
— Теперь и нам передохнуть можно? — спросил с надеждой Коршун.
— Отдыхай. — согласился Клинок — Я покараулю.
— Теперь-то зачем? — удивился Коршун — Дело сделано…
— Сделано. Но кто злыдню в городе помогал, мы не узнали и не узнаем теперь, наверное.
— Да есть ли эти помощники вообще? — усомнился Коршун.
— Есть или нет, это нам не узнать. У кого-то же он должен был остановиться. Без него самого они, конечно, вряд ли на что-то решаться — будут тише воды сидеть… Но на всякий случай нам тоже надо ухо держать востро.
— Ну, как знаешь. — ответил Коршун — Если устанешь, толкни меня, я постою.
— Ты, Пила, ложись спать тоже. — предложил Клинок.
— Да нет, не охота…Так полежу. — ответил Пила. Он лег на нерасправленную постель и снова предался своим скорбным думам, но сам не заметил, как через несколько минут задремал.
Когда Пила проснулся, уже вечерело. В комнате стояла полутень. На соседней крыше, за окном, виднелся рыжий отсвет солнца, отходящего к горизонту. Рассветник по-прежнему спал, и кажется, даже в той самой позе, в которой улегся на лавку днем («Словно как на лавку упал, так ни разу во сне не поворочался» — подумал Пила). Клинок отдыхал на своем месте, а караулил уже Коршун. Увидав, что Пила проспался, он поглядел в окно, как бы угадывая время, потом протянулся до лавки Клинка и поворошил его.
— Вставай, солнце садится, кушать пора.
Рассветника поднимать не стали. Оставлять его одного, спящего и бессильного, Клинок тоже не захотел. Он тихонько вышел в коридор, там переговорил с прислугой, и ужин подали прямо в комнату. Однако едва расставили на столе еду и загремели ложками, как предводитель отряда пробудился сам, и присел на лавке, потирая руки и плечи. Рассветник был взъерошенный, заспанный и словно озябший со сна, но все же выглядел он получше, чем днем — хоть и потрепанный, но видно, что живой, а не тень человеческая. Видно отдых правда пошел ему на пользу.
— Что, разбудили, брат? — спросил Коршун
— Ничего. — ответил Рассветник — Мне полегчало уже. Есть давай.
Коршун поспешно взял плошку, начерпал в нее каши с горкой, и подложил большой кусок жаркого. Клинок отломил от каравая горбушку. Пила подкреплялся уже без особого желания — ели, вроде, не так давно, пусть один хлеб с вином, но тоже еда. В горле как ком стоял. Зато витязи наворачивали по-прежнему: У Рассветника крошки во рту не было сутки, Клинок и Коршун словно спешили наесться про запас — впереди у них была дальняя дорога, и невесть еще какие испытания.
Об этом и зашла речь тут же:
— Ну что же. — сказал Рассветник, отодвигая от себя пустую миску — Дело сделано. Слава небу, все живые. Теперь можно каждому по своим собираться.
— Жаль, не узнали, какого волка этот бесеныш делал за Хребтом. — заметил Коршун, и добавил, поглядев на Клинка: — И еще жалко, что при нем меча не было.
— Точно не было меча? — спросил Рассветник — Может, спрятал где-нибудь?
— Нет. — сказал Клинок — Он бы не пошел на нас четверых с одним ножиком, будь у него оружие. А главное, они не берут мечей в такие дальние дороги, и в одиночку…
— Так был же у него меч! — сказал Пила — И когда он в Городище приехал, и когда в лесу мертвый лежал, то при мече был… Или что?
— Ничего. — ответил Клинок — Это уже наше дело.
— Ты вот что, Пила: — вмешался Рассветник — с нами сегодня ночуй, а завтра с утра езжай домой, жди брата с войны. А мы своей дорогой поедем, но про тебя век будем помнить.