Завет, или Странник из Галилеи - страница 36

— Я понимаю твой скептицизм, — сказал Иешуа, — только Бог имеет такую власть, какую они ищут.

— Тогда почему вы не препятствуете им так говорить о вас?

— Что я могу поделать с тем, как говорят обо мне люди? — возразил Иешуа.

— Вы как та безобразная девица, — сказал калека, — которая никогда не выходила на улицу, чтобы не увидели ее уродство. Вскоре разнесся слух, что на самом деле она красавица, и перед ее дверью стали собираться толпы воздыхателей. Когда сестра упрекнула девицу в обмане, та, очень довольная разговорами о своей красоте, сказала, что не может ничего поделать — так говорят.

Иешуа совсем не рассердился на его слова и даже, наоборот, развеселился. В таком хорошем настроении его не видели уже несколько недель. В конце концов они со стариком-калекой после долгой беседы расстались совершенно по-дружески. Старик пообещал, что расскажет в Синабрии, как он, не найдя чудес, нашел гораздо более редкую вещь — настоящую мудрость.

Произошло то, что больше всего любил Иешуа, — беседа здравомыслящих людей, которые поверяли друг другу свои мысли, беседа, в которой ему удалось отстоять свое мнение. Он был даже не самородком-целителем. Он был, что называется, учитель по призванию, без всякой мистики, без сектанства. С самой ранней поры нашего с ним знакомства и в дальнейшем, по мере того, как я узнавал его, он открывался мне как личность, которая владеет простой, но в то же время глубокой истиной и хочет донести ее до людей. И, несомненно, именно такой Иешуа привлекал меня к себе и именно о таком Иешуа я теперь тосковал. Все могло бы сложиться совсем иначе: он мог бы вести спокойную жизнь в Назерете или в Капер Науме, пользуясь некоторым авторитетом среди немногочисленных своих последователей. Все могло бы быть именно так, но пошло совсем по-другому; люди нуждались в нем, и их надежды, связанные с ним, были огромны. И в самом Иешуа чувствовалось нечто особенное. Он представал перед людьми, жаждущими увидеть его, в каком-то ином свете: казалось, что появлялся совсем иной человек, я бы сказал даже — второй человек, существующий вместе с первым Иешуа. Еще я думал о том, что время выступало его врагом, а не союзником. И он, проповедующий мир и ищущий мира, никак не мог сам его обрести.

Как раз в это время пронесся слух, что заболела одна из его последовательниц, девушка по имени Рибка из Мигдаля. Она была бедна, что же до ее репутации, то последняя оставляла желать лучшего. Однако именно потому, что общество определило ее на самую низшую ступень иерархии, Рибка пользовалась особым расположением Иешуа и была очень приближена к нему. Иешуа очень часто и много ругали за Рибку даже те, кто принадлежал к его окружению, а вездесущие лазутчики Ирода не преминули воспользоваться поводом и опорочить его еще больше. Простые люди, по своему обыкновению, истолковали болезнь Рибки как «знак свыше», что придало заурядному случаю несвойственный ему глубокий смысл.

Дело же было так. О том, что Рибка заболела, мы узнали как-то утром, и тут же Иешуа и еще несколько человек отправились в деревню, где она жила. Деревня находилась не так далеко от Капер Наума, и мы пошли берегом озера. Придя в деревню, мы спросили, как нам найти девушку, нас отправили к навесу одного из домов, где обычно солят рыбу. Там мы и увидели ее. Рибка лежала прямо на разделочном столе среди разбросанной рыбьей требухи. Я заметил, как побледнел Иешуа.

— Почему ее не отнесли домой?

Подошедший отец Рибки, похоже, не разделял возмущения Иешуа.

— Пусть уж лучше работает да будет на глазах, — проворчал он.

Оказалось, что какое-то насекомое ужалило Рибку в ногу, когда она гуляла у озера. Сейчас укус превратился в гноящийся нарыв, и нога сильно опухла. Иешуа отнес Рибку в дом и положил на постель. Он старался, как мог — вскрыл нарыв и сделал ей кровопускание, наверное, для того, чтобы вывести яд из организма. Но все было напрасно, через час Рибка умерла. Иешуа разрыдался. Нам никак не удавалось увести его от тела, нужно было обрядить девушку, чтобы подготовить к погребению.

— Я ничего не сделал для нее, — сказал Иешуа.