Завоевание Англии - страница 44

Но Гита почти не обратила внимания на внука, воспитанного вдали от нее, а кинулась прямо к Гарольду. В его присутствии она чувствовала себя более твердой и решительной: Вольнот жил в ее сердце, но опиралось оно на Гарольда.

— Милый сын, — сказала она, — я верю тебе, потому что ты самый мудрый, твердый и верный из всего нашего дома… Скажи же мне: не подвергнется ли Вольнот опасности при дворе Вильгельма Норманнского?

— Он будет там в такой же безопасности, как и здесь, матушка, — ответил Гарольд ласково. — Вильгельм Норманнский жесток, как говорят, только к вооруженным врагам. И притом у норманнов есть закон, связывающий их больше религии, и этот закон, который называется у них законом чести, делает голову Вольнота священной для них. Когда ты увидишь Вильгельма, брат мой, то потребуй от него поцелуй мира[30], и тогда ты будешь спать спокойнее, чем если бы над твоим ложем развевались все знамена Англии.

— А долго ли он будет находиться в Нормандии? — спросила наполовину успокоенная Гита.

— Не хочу обманывать тебя, матушка, хотя и мог бы этим утешить. Скажу прямо, что продолжительность пребывания Вольнота зависит только от короля Эдуарда и герцога Вильгельма. Пока первый из них не откинет ложного опасения насчет мнимых замыслов нашего дома, а второй — лицемерной заботы о норманнских монахах и рыцарях, рассеянных по всей Англии, до тех пор Вольнот и Гакон останутся гостями герцога Норманнского.

Гита в отчаянии ломала руки.

— Успокойся, матушка! — продолжал Гарольд. — Вольнот молод, но у него проницательный глаз и ясный ум. Он будет изучать нравы норманнов, узнает все их хорошие и дурные стороны, познакомится с их тактикой и стратегией и вернется к нам не врагом саксонских обычаев, а опытным человеком, который поможет нам разобраться во всех хитросплетениях этого воинственного двора. Поверь, что он научится там не каким-нибудь модным затеям, но таким искусствам, которые со временем всем нам могут послужить на пользу. Вильгельм умен и тяготеет к роскоши; я слышал от купцов, что торговля расцвела под его железной рукой, а воины рассказывают, что крепости его выстроены на славу, а планы военных действий создаются по математическому расчету… Да, Вольнот вернется к нам опытным мужем, который будет учить седобородых старцев. Он станет великим предводителем и опорой своему отечеству. Не печалься же, дочь датских королей, что твоему любимцу предстоит лучшая школа, чем всем остальным его братьям!

Эти слова сильно подействовали на гордое сердце племянницы Канута Великого. Жажда славы своему сыну взяла верх над материнскими опасениями. Она вытерла слезы и с улыбкой взглянула на Вольнота, которого она уже видела мудрым советником и неустрашимым воином.

Но с какой симпатией ни относился бы Вольнот к норманнам, слова Гарольда, в которых слышался тонкий упрек, не остались без ответа. Он подошел к графу, который с любовью обнял мать, и вполне искренно сказал:

— Гарольд, твои слова способны превратить камни в людей, и из этих людей сделать пламенных саксонских патриотов! Твой Вольнот не будет стыдиться своей родины, когда вернется с подстриженной головой и золотыми шпорами. Если ты, увидев меня, усомнишься в былой верности, положи тогда свою руку мне на грудь, и ты услышишь, что это сердце по-прежнему бьется только для Англии.

— Хорошо сказано! — воскликнул с чувством молодой граф.

Гакон, разговаривавший все это время с маленькой Тирой, подошел к Гарольду и, встав рядом с Вольнотом, сказал гордо и торжественно:

— Я тоже англичанин и постараюсь оправдать это звание.

Гарольд хотел что-то ответить ему, но Гита опередила его:

— Не покидай моего любимца и скажи: «Клянусь верой и честью, что я, Гарольд, сам отправлюсь за Вольнотом, если герцог будет удерживать его у себя против желания короля и без всякой основательной причины, и если письма или послы не повлияют на герцога!»

Гарольд колебался.

— О черствый эгоист! — вырвалось у нее. — Так ты способен подвергнуть брата опасности, от которой сам убегаешь?!

Этот горький упрек полоснул его, как нож по сердцу.

— Клянусь честью, — торжественно и гордо произнес граф, — что если по истечении срока после восстановления мира в Англии герцог Норманнский, без основательной причины и против согласия моего государя, не захочет отпустить заложников, то я сам отправлюсь за ними в Нормандию и не пощажу усилий для того, чтобы возвратить матери сына и сироту отечеству. Да поможет мне в этом Воден!