Завтра будет поздно - страница 2

Отослав рукопись об империализме во Францию, они быстро собрались в путь. Уложив в два саквояжа белье, рукописи и книги, они поездом доехали до горного местечка Флюмс, а там, погрузив вещи на ослика, пешком зашагали вверх по горной тропе.

Пансионат Чудивизе прилепился к скалам почти у заснеженной вершины. Публика в нем отдыхала самая простая: ремесленники, служащие кантона, телеграфисты и конторщики железной дороги, старые девы — учительницы, солдат и две девицы без определенных занятий. Из эмигрантов никого не было.

— Архирасчудесно! — обрадовался Владимир Ильич. — Похоже, что мы здесь действительно отдохнем.

В первый же день Надежда Константиновна предложила:

— Володя, давай условимся: в горах ни читать, ни писать, только бродить и набираться сил.

— Полностью подчиняюсь, — согласился он. — Ты права, надо дать отдых мозгу и нервам.

Первые дни он действительно, кроме писем, ничего не читал и не писал. Они вдвоем забирались по кручам почти до самых вершин. Там, среди дикой природы, начиналась полоса иного климата. А главное — веяло чем-то неуловимо родным.

— Что за колдовство? — не могла понять Надежда Константиновна. — Почему здесь так необыкновенно хорошо? Словно в России. Может, это благодаря северным растениям? Смотри, Володя, сколько черничника! И ягоды уже синеют.

— Нет, не черничник и не малина. Виноват снег, — определил Владимир Ильич, — я давно заметил: снег в горах пахнет Россией.

Как далека была од этих мест родина! Почти за тридевять земель. С первых же дней войны нейтральная Швейцария оказалась в мешке среди враждующих стран. Простейшие вести, посланные из России кружными путями, часто застревали в сетях военной цензуры. Тоненькие ниточки связи то и дело обрывались, их все труднее и труднее стало восстанавливать.

Как там товарищи? Кто из них уцелел в подполье?

Жизнь в пансионате Чудивизе первые недели протекала спокойно. Убирать небольшую комнату оказалось нетрудно. Половицы были аккуратно выкрашены, а простая деревянная мебель легко передвигалась. На время уборки Владимир Ильич, как истый швейцарец, засучивал рукава рубашки, брал обе пары горных сапог и шел под навес, где находились мазь и сапожные щетки.

Ему полюбился этот утренний час, когда под. навесом собирались чистильщики сапог. Здесь можно было узнать новости, уловить настроение швейцарцев, пошутить и посмеяться.

Самым ловким и умелым чистильщиком сапог оказался солдат, приехавший подлечить легкие. Он охотно показывал русскому, как надо смазывать горную обувь.

— У господина, наверное, очень строгая жена?

— Да, чрезвычайно требовательная особа, — расхохотавшись, согласился Владимир Ильич.

Так они разговорились. Парень охотно отвечал ему на вопросы. В Швейцарии не существовало регулярного войска, а лишь милиция. Служба была легче, нежели в русской армии, и начальство не распускало рук. Оно даже порой заботилось о рядовых: послало солдата в пансионат. Он жил здесь на казенный счет.

Грамотный и покладистый швейцарец пришелся Владимиру Ильичу по душе. Он исподволь стал наводить солдата на мысль, что империалистическая война простым людям не нужна, что парням, одетым в военную форму, незачем убивать друг друга. Оружие следовало бы повернуть против тех, кто затевает войны и гонит рабочих и крестьян на смерть.

Солдат внимательно слушал, даже кивал головой в знак согласия, но Владимир Ильич видел: в душе швейцарец равнодушен, глаза его пусты, они не загорались от мятежных мыслей, как это бывало у питерских парней.

А стоило заговорить о том, что следовало бы сделать в Швейцарии, если она вдруг будет втянута в войну, как солдат начинал обеспокоенно вертеть головой и, приметив какую-нибудь вышедшую девицу, смущенно перебивал:

— Прошу прощения… меня ждут. Очень приятно было разговаривать… Мы еще встретимся.

Он вежливо раскланивался и уходил.

— Не-ет, со швейцарцами каши не сваришь, — жаловался Владимир Ильич Надежде Константиновне. — Слишком они вежливы, боятся дерзнуть, нарушить мещанское благополучие.

— Ну, зачем тебе понадобился этот солдат? — не без упрека спрашивала она. — Мы ведь приехали сюда отдыхать.