Завтра ты войдешь в класс - страница 7

стр.

Вспомните себя в то время, когда вы сидели за партой. Вас считали маленькими, но вы многое понимали и чутко различали тех учителей, которые только «давали уроки», и тех, кто самозабвенно любил свое дело, и главное — любил вас, ребятишек. Вы жадно знакомились с жизнью. Все вокруг было ново и интересно. Вы с восторгом наблюдали то, мимо чего взрослые проходили равнодушно. Конечно, вы не были исключением. Таковы все дети. Чтобы понять их, надо постоянно помнить свое детство. Забывшие его не способны ни учить, ни воспитывать…

В шестом-седьмом классах у нас была учительница химии. Худощавая, с жесткими грубыми волосами, она носила пенсне с очень толстыми стеклами, и глаза ее смотрели сквозь них настороженно и недовольно. Едва войдя в класс, она уже начинала сердиться.

Это смешило нас. Раздраженный человек всегда несколько смешон, особенно если у него часто падает пенсне.

На ее уроках мы, помнится, больше всего писали, и весь смысл химии представлялся нам в том, чтобы уметь переставлять латинские буквы с одного места на другое. Это было невыносимо скучно. Видимо, учительнице и самой иногда надоедало писать, и тогда она приносила в класс реактивы и приборы. Вот тут и начиналась потеха. Должно быть, постоянные неудачи приучили нашу учительницу относиться к приборам с глубоким недоверием. Когда она брала в руки колбу с жидкостью и подносила ее к пламени спиртовки, мы различали в ее глазах непроизвольный страх. И были в восторге, когда что-нибудь лопалось или взрывалось, лилось на стол или на руки учительницы. А лопалось и проливалось каждый раз. Потом она присыпала ожоги на своих пальцах содой и уносила приборы в кабинет.

Представление окончено. Мы снова начинали писать.

Как ее звали, уже не помню. За глаза мы называли ее Керосиной Бензиновной. А она нас в глаза — лоботрясами. Мы не обижались и не жаловались. Мы платили ей смехом.

Так, вероятно, и осталось бы у нас на всю жизнь представление о химии, как о нагромождении бесполезных формул, если бы дирекция не заметила, что с химией у нас не ладно. К нам явилась другая учительница, Фанни Иосифовна Бергер. Маленькая, в сером аккуратном халатике, гладко причесанная, с внимательными карими глазами. Теперь мы занимались химией не в классе, а в кабинете. Пробирки и реторты беспрекословно подчинялись ее тонким пальцам. Трубки послушно изгибались над пламенем спиртовки. Реактивы давали те самые осадки, какие им полагалось давать. Ничто не лопалось и не взрывалось. И рассказывала учительница изящно и просто.

Спустя три года химия предстала перед нами во всей своей красоте и романтике. Да, именно романтике. Мы находили что-то музыкальное в названиях солей и кислот и чувствовали себя испытателями, открывающими сокровенные тайны материи.

И дело не только в том, что уроки Фанни Иосифовны были интересными. В конце концов, дать интересный урок не так уж трудно. Она сумела сделать нечто куда более ценное — привила нам любовь к химии. Дома у меня появились пробирки и реторты. Я ходил по магазинам, покупал книги по химии, держал в памяти сотни формул.

Между прочим, Фанни Иосифовна не боялась выходить за пределы учебника. Нам, восьмиклассникам, она давала читать «Диалектику природы» Энгельса и помогала понять ее.

С какой благодарностью я вспоминал этих моих учителей, когда в военные годы мне пришлось вести предметы, далекие от моей университетской специальности: физику, химию, математику!..

Да, школа всегда находится в гуще жизни, которая, как известно, не стоит на месте, а стремительно движется вперед. Не проходит дня, чтобы ученик не сталкивался с новой техникой, с новыми явлениями. Естественно, он ищет им объяснения. Прежде всего в школе. Вот почему учитель обязан знать гораздо больше, чем написано в учебнике.

Что такое учебник? Для ремесленника — икона. Для хорошего учителя — взлетная площадка. Он знает, что всякий учащийся, особенно ребенок, хочет не просто выучить и запомнить. Ему нужно самому участвовать в процессе познания. Ему интересно искать истину, переживать неповторимое волнение открытий и разочарований. Человек — по натуре творец, и в каждом ребенке живет мыслитель и исследователь. Погибнет в нем эта черта или разовьется? Вот в чем вопрос.