Завтрашний Ветер. Луна-и-Звезда [СИ] - страница 10
Утраченные пророчества. Холамаян
Солнце протаптывало серебряные с розовым дорожки на волнах Внутреннего моря, согревало холодные лбы валунов; поднимаясь, укорачивало тени, заставляло их уползать под влажные, поросшие мхом бока. Баркас «Полосатый» привычно нырнул в щель среди камней, где плещущая вода отдавала гнилой рыбой и все еще было очень холодно. Несколько коротких ударов весел — и нос ткнулся в хрустящую гальку берега. Пара матросов-данмеров, спрыгнув, протянули баркас вперед, чтобы не сняло игривой волной. Аррайда сунула в петлю «Погибель магов», привычно закинула сумку на плечо и, сказав «спасибо» экипажу, спрыгнула на первую ступеньку каменной лестницы, уводящей в разбавленные валунами заросли комуники, удушайки и зонтичной акации. Девушку уже ожидали. Данмерка в коричневой грубой рясе с капюшоном, подпоясанная веревкой, ласково кивнула и попросила поторопиться.
— Нашу обитель — Холамаян — не зря называют потаенной, в нее можно попасть лишь на рассвете и на закате, — высоким красивым голосом пояснила она и легко запрыгала по ступенькам, оставляя на сером камне влажные следы босых ног. Аррайда поспешила за ней. Каменные ступени иногда раскачивались, травы хлестко лупили по коленям, осыпали желтой пыльцой.
Лестница перешла в каменистую тропу и уткнулась в откос с утопленной в нем резной каменной дверью. Монахиня дернула торчащую веревку, где-то в недрах горы басовито загудел колокол, и дверь отъехала. Из отвора резко пахнуло цвилью и холодом. Аррайда, пригнувшись у низкой притолоки, вошла вслед за монахиней, за спиной скрежетнуло, и на мгновение сделалось темно. Розовая полоса света забрезжила впереди, как избавление.
— Свет Хозяйки зари, оказавшей нам свое покровительство в этом храме и оберегающей нас от псов рыкающих, идущих по следу, — торжественно произнесла данмерка, сыпанув перед собой горсть искристой пыльцы.
— Но… а…
— Госпожа Азура — не просто даэдра, она одна из Предтеч, не враждебных людям и указующих дорогу к свету истинной веры, — монахиня откинула капюшон и улыбнулась. — Прости, я не буду сейчас говорить с тобой о вере. Тебе нужно отдохнуть с дороги, умыться и поесть. Тобой займется Натлика. А я сообщу отцу настоятелю и госпоже Мехре о твоем прибытии. Можешь ходить где угодно и заниматься, чем пожелаешь. За тобой придут.
Монахиня подвела Аррайду к двери в келью и бодро зашлепала прочь по коридору. Над ней полетел наполненный мотыльками стеклянный розовый шар. А наемнице выскочила навстречу растрепанная девочка, сдувающая лезущие в рот темно-рыжие волосы. Алые глаза юной данмерки сверкали любопытством. Она отступила задом, позволив гостье войти в покой, вырубленный в скале и освещенный солнцем через трещину в своде. Искрились слюдяными чешуйками серые, без украшений стены. Топчан с тощим сенником и парой подушек был застлан грубым волосяным одеялом. Ярко выделялись лишь кувшин и таз для умывания да «Утешение в молитве» — багряный увесистый том на консоли рядом с постелью.
Натлика потеребила передник:
— Умыться желаете? Мы обычно купаемся в море, а воду берем в ручье наверху, она ледяная. Но я могу сбегать на кухню за кипятком.
Аррайда покачала головой. Сбросила броню, стеганку, рубаху. Наклонившись над тазом, с наслаждением подставила под холодные струи из кувшина шею и плечи.
— А когда ранят — больно? — спросила девочка-данмерка, разглядывая шрамы. — Если придется страдать за веру, я смогу терпеть?
— Лучше не надо.
Наемница с фырканьем и плеском умыла лицо и наклонилась за мылом, «убежавшим» под табурет, вспомнив жгучее, терновое — то, что подала ей данмерка-служанка в бане у Арилля. Ох, и глупая она тогда была…
— Я серьезно, — протянула Натлика, — а вы смеетесь.
— Я не с тебя.
Девочка зарделась, протянула грубо тканое полотенце. Затем, когда Аррайда вытерлась, подала чистое белье и коричневый, как у встречавшей монахини, балахон.
— Вот. Тут доспехи не нужны. Можете в келье оставить, мы чужого не берем.
— Спасибо.
Натлика сняла салфетку с подноса — кувшин с гуарьим молоком, вяленая скрибятина поверх миски с рассыпчатым рисом, рядом деревянный кубок, ложка и ломоть серого хлеба.