Зазеркалье Нашей Реальности - страница 32
– Доброе утро, Ваше Величество, Ваше Высочество. Я не прервал вас? – Каспар остановился у середины стола и оглянулся на монархов. Мрачное настроение принца не укрылось от него.
– Мы уже заканчивали. – Делинда коснулась салфеткой губ, сложила ее и положила рядом с тарелкой. – Александр, кажется, не хочет есть.
Принц поднял на нее обиженный взгляд.
– Позволь мне…
– Что? – невинно спросила Делинда, поднимаясь со стула. – Договаривай.
– Ничего.
«Позволь мне хотя бы самому решать, хочу я есть или нет».
«То-то же», – мог он прочесть ее мысли. Не нужно было слов: достаточно натянутой улыбки, широко распахнутых глаз и вскинутых бровей.
На секунду королева остановилась рядом с Каспаром, чтобы смерить его оценивающим взглядом, а после, покачивая бедрами, вышла в коридор, где ее заждалась телохранительница.
Каспар сел на стул рядом с Александром.
– Что случилось?
– Я женюсь на принцессе Делиуара. Подробностей не знаю, но они и не имеют значения. Все уже решено.
Александр был разочарован так сильно и погрузился в мысли о своей безвольной жизни настолько глубоко, что не заметил, как в глазах Шульца вспыхнули растерянность и испуг. Он слегка приоткрыл рот и повернулся к столу, будто в созерцании его гладкой поверхности мог найти успокоение. Каспара поглотило необъяснимое, но болезненное чувство: смешение радости и горькой потери. Женитьба принца означала вынужденный конец его романтической привязанности к Александру. Но плохо или хорошо это, Каспар не мог понять. Умом он был рад, сердцем – несчастен.
– Вы хотите этого? – Он видел ответ, который был словно высечен на лице принца, но жаждал услышать наверняка.
– Не хочу. Я даже ничего не знаю о ней. Только то, что в детстве она была избалованной.
Каспар не знал, что сказать. Как телохранитель он должен был поддержать помолвку и убедить принца прислушаться к королеве. Но обычный человек в нем, человек влюбленный, боялся раскрыть рот.
– Если свадьба неизбежна, то пусть хотя бы ваша невеста будет нравиться вам.
– Ты не понял, Каспар. – Печаль Александра сменило отчаяние. Он говорил громко, не боясь, что могут услышать слуги за дверями. – Я не хочу жениться совсем. Не хочу! Меня тошнит от мысли, что придется жить с той, кого мне выбрали. Противно даже думать об этом! Я жажду свободы. Хочу жить спокойно, по-простому, вдали от этой королевской мишуры. Но я ничего не могу сделать. Все решено. Я обречен, и это… просто невыносимо.
Он ударил кулаком по столу и обхватил голову руками. Каспар сидел неподвижно, чуть дыша.
– Простите, если мои слова оскорбят вас, но… – Он покачал головой. – Вы не верите в себя и не догадываетесь, какой у вас потенциал. Вы считаете себя тряпкой только потому, что так сказала королева. В вас словно еще при рождении задушили способность стоять за себя и бороться за свои желания. Скоро вам исполнится восемнадцать. Ваш капитал в данный момент составляет пять миллионов фунтов. Этого хватит, чтобы купить домик и жить на остаток суммы какое-то время. Но вы не делаете этого. Страх мешает вам: он не дает защитить себя перед королевой и он же не дает вам начать новую свободную жизнь. Вы боитесь, Ваше Высочество. Боитесь своей сестры и неизвестности. Вы безвольны. Нет сомнений, многое было решено без вас. Но ваша вина в этом есть тоже. Вы же чувствуете это?
Александр поднял голову. Глаза покраснели от подступивших слез. На унылом лице не дрогнул ни один мускул, но именно от этого Каспару стало не по себе.
– Простите, я, вероятно, оскорбил вас.
– Вовсе нет. Слышать от тебя такое совершенно не обидно. Даже наоборот. Я лишь разочарован в себе. Я жалок.
– Я не это имел в виду…
– Я сам это понял. Еще давно. Ты прав. Мне очень страшно. Мне проще ничего не делать. Это удел трусов, а им нет места на свободе. Я знаю, что мир не так прост. Мне достаточно того, что я вижу через экраны, и мне страшно увидеть это вживую.
Бедность, искалеченные жизни, отсутствие выбора, существование в бедной стране без возможности сбежать из нее. Часто Александр испытывал вину за то, что ему, в отличие от миллионов других людей, посчастливилось родиться богачом. Со своими проблемами и переживаниями, но обеспеченным, не нуждающимся ни в еде, ни в воде, ни в новой одежде. Надежда облегчить жизни тех, кому повезло меньше, теплилась в нем с самого детства, но возможность сделать это появилась, когда он получил право распоряжаться собственными деньгами. Ежемесячно часть из них отправлялась в фонды или напрямую конкретным людям.