Зазвездный зов - страница 19
Сквозит, как женственная лютость,
Страниц застывших молоко.
Струями завивает соки.
Зовет, хохочет, разлеглась…
С пластинками зрачков широких
Заводит граммофоны глаз.
И в жар самец. Метелью кружит.
Метель не в силах побороть.
И через край пера наружу
Дымящегося слова плоть.
169
О ты, полярные края чьи
Белками спят под хвоей век,
Водою разума стоячей
Благословенный человек.
Тебе я ночи, а не маю.
И я не плачу, не смеюсь.
Миров я глыбы понимаю,
И как храпит я слышу Русь.
Но в это утро вся нагая,
Как луч, вселенная легка.
Сочится солнце, обжигая
Мне губы золотом соска.
И я смеюсь, дитя вселенной.
Смеюсь и плачу наяву.
Ее Марией и Еленой
В пещере ночи я зову.
170
Полно валандаться
Вам, облака.
Кистью голландца –
Нынче закат.
Звезды пульсируют
В каменном лбу.
Греют за сирую
Землю борьбу.
Шея разогнута,
Всё перебрал.
Сумрак до золота
Режет Рембрандт.
171
Сырые строки… Боком голым
Торчит немытый матерьял.
А тут мануфактурный голод,
И вечер лысый шапку снял.
С галерки «рыжего» кричали…
Жаровни глаз моих, – углей,
Не любит публика печали.
Зови на казни веселей.
Перо галопом бури мчится,
Ломает в строфы, поперек…
Из тряпок снежная страница,
Из снежных женщин тряпки строк.
172
Завянут кудри серебром,
Золой застынет каждый стебель,
Червонной кочергой на небе
И на земле последний гром.
В телесных зорях, в покрывалах
Был огненный души балет.
Зачем пера пернатый след, –
Ни черт не знает, ни Аллах…
У кленов золотая проседь,
Серебряная у людей.
Темницу вечности забросит
Цветами скуки скучный день.
173
Тишина железо точит.
Звезд застенок – небосвод.
В каждом ухе молоточек
Стремя знойное кует.
Завтра важно и сердито,
Меч креста омыв слюной,
Выйдет солнце-инквизитор
В камилавке золотой.
Сапогами огневыми
В огневые стремена,
Чтоб огнем Исуса вымыть,
Чтоб простором спеленать.
А потом под сводом вечным
С лунным колесом любви
Дыбой вытянется млечный,
И запляшет звездный Витт.
174
Миров неведомые части.
До скуки перегружен мир.
И путь прокладывает мастер
Между машин и меж людьми.
В зеленом сумраке усталый
Глядит в пылающую даль,
Там трупы скучные, как скалы,
Там мертвая, как мрамор, сталь.
Их пламень мертвый неподвижен,
И без морщин небесный холст.
И пламень – мед, и ночка лижет
Златыми язычками звезд.
И мастер, оттого устал он
И плавит медом бытие,
И сам он стал материалом,
И путь сквозь сердце он свое.
А там иной, неуловимый
За низкими плетнями строк…
Там сказки ада – херувимы,
Тот путь неведомо широк.
175
Эти сочные звезды созрели,
Медом зорь налились, янтарем…
Скоро золотом их ожерелий
Мы подвалы поэтов набьем.
Постучатся ресницами к славе
Все, кто жаждой затишья больны.
Ночь калошами облак раздавит
Надоевший окурок луны.
Позовет нас проснувшийся хаос,
Будет космоса рвать он печать.
Будет ветер глухой, задыхаясь,
На последнюю астру ворчать.
В эту ночь на тебе заиграю,
Всю тебя я сыграю огнем.
Улыбнувшись надзвездному краю,
В эту ночь мы на землю нырнем.
176
Нервный ветер у ворот
На кого-то рвет и мечет.
Замечтался юный вечер,
Ловит звезды лунный рот.
Звезды вьются из реки.
Звезды точат свод хваленный.
Звезды – нервные комки
Истерической вселенной.
Пара глаз – замочных скважин.
Два затвора хладных век.
Вот и всё. Как был отважен
Тот, кто звался человек!
177
Созвездья, падайте от смеха,
Копайтесь в животе ночном.
Я в этот мир на вас приехал
С довольно странным багажом.
Не знаю, где и с чем граничит
Мой каждый шаг, мой каждый стих,
На белом мраморе страничек
Я в ночь раскладываю их.
И всё, чем Русь дурачил Киев,
Чем в Азию Египет ныл…
Ах, эти праздники людские
Для нас давно отменены.
И не люблю я эти звоны,
Любима ты, свирель пера.
Страница в час святой, бессонный
Моя маца и просфора.
178
Всю ночь не молкнет звезд набат.
Луна, как воротник Медичи.
И где-то женщины визжат,
И муж бульварный ищет дичи.
Ни жен голодных не щадят,
Ни детской юбочки короткой.
А фонарей на площадях
Просвечивают подбородки
И мелом там луна в затишьи,
Благословляя с высоты,
На стенах и на спинах пишет
Свои бездушные кресты.
179
День, ты теперь не рабоч,
Прячь под зарю свое рыло.