Здесь мое сердце - страница 22

Они прошли через гостиную, и Николас открыл тяжелую, украшенную резьбой дверь, ведущую в рабочий кабинет. В глаза сразу бросилась висевшая слева огромная фотография парка. Напротив окна стоял массивный письменный стол старинной работы. У противоположной стены возвышался шкаф со множеством ящиков. А по обе стороны от него красовалось бесчисленное множество снимков: больших и маленьких, в рамках и без, изображающих различные стадии создания парка и фруктовых плантаций.

Глорию поразили эти фотографии. Ник обратил ее внимание на небольшой рисунок, тоже вставленный в деревянную рамку.

— Тебе следует сначала рассмотреть вот это. Оригинальный план, нарисованный моим прадедом.

Потрясающий документ, сразу виден размах неординарной мысли!..

— У вас есть копия рисунка?

— Да, я могу предоставить ее тебе в пользование. Теперь, если ты посмотришь сюда… — Он указал на фотографию, висящую около двери. — Первым посаженным деревом был этот быстрорастущий бамбук. Его расположили по всему периметру лагеря, чтобы закрыть забор, напоминающий о заключении.

Понимание и забота, как важны эти качества! — заметила про себя Глория, снова подумав о необычной, значительной личности Миноса Галанакиса. Постепенно переходя от одной фотографии к другой, Николас подробно объяснял историю каждой стадии создания уникального парка и окружавших его плантаций. Его эмоциональный рассказ был пронизан такой любовью и уважением, что сразу становилось понятно, как сильно он гордится своим прадедом, полностью одобряя его жизненную позицию.

Девушка пыталась понять, были ли в полной мере унаследованы Ником те же качества — энергия, упорство и умение преодолевать любое несчастье? Какие чувства питали душу и грели сердце младшего потомка Галанакисов? Было ли оно таким же великим, как и сердце его прадеда? Жила ли в нем та же доброта, нежность, которая определяла большинство поступков старика Миноса? Стал бы Ник действовать так же, защищая интересы других? Ведь большинство людей вокруг, размышляла Глория, были заурядными личностями и заботились только о своих делах.

Вдруг девушка осознала, что ее взгляд буквально прикован к мускулистой руке, указывающей на последнюю фотографию. Смуглая кожа мужчины светилась золотистым оттенком. Глория сама казалась себе мертвенно-бледной на фоне этого загара. Нет, не так: белой и нежной, не тронутой солнцем. Возможно, этот контраст и делал Николаса для нее таким непреодолимо привлекательным.

Его рука опустилась. Низкий глубокий тембр голоса больше не звучал в ее ушах. Она повернула голову, посмотрела на Ника и увидела, что тот наблюдает за ней с жадностью, от которой сердце ее забилось сильнее. Полностью погруженная в свои мысли, потеряв нить его повествования, она молчала, чтобы не сказать какую-нибудь глупость.

— У меня еще много оригинальных фотографий, они могут тебе пригодиться, — медленно произнес он, но Глория видела, что у него на уме на самом деле.

Она покачала головой.

— Я бы предпочла не работать с оригиналами. Они бесценны. Если бы вы могли сделать для меня копии…

— Как пожелаешь. Я привезу их в замок, когда они будут готовы.

— Спасибо.

— Знаешь, это уже слишком! — вдруг ни с того ни с сего вспылил он.

— О чем вы?

— Послушай, хватит валять дурака! Будет честнее по отношению к моей бабушке, если ты признаешься ей во всем, причем, как можно скорее.

— Я не знаю, о чем вы говорите?!

— Разве мне нужно все разжевывать, чтобы ты поняла?

Неожиданно его руки схватили ее запястья и с силой сжали их, причиняя боль. Смятение охватило девушку.

— Думаю, вы в чем-то чудовищно ошибаетесь. Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Он отпустил ее руки, но в его глазах светилось обвинение и укор.

— Ты можешь, кого угодно дурачить своим умением убедительно играть роль. Но я хочу сообщить тебе, что сегодня твое представление было никудышным и слишком наивным, чтобы уверить меня в твоем профессионализме историка.

— Это твоя вина, — накинулась на него Глория, незаметно для себя переходя на «ты» и испуганно защищаясь. — Сам заставляешь меня нервничать и…

— А почему ты разрешаешь мне это, Глория? — Он раздраженно усмехнулся. — Хочешь, я сам отвечу?