Здесь мое сердце - страница 49

— И ты думаешь, что мисс Прайс не сможет справиться с такой ерундой? — спросила Дороти, не скрывая насмешки. — Ты ведь читал книгу, которую она написала о своем отце, не так ли?

— Да, читал, — резко ответил он, не желая больше говорить об этом.

— Тогда разве тебе не пришло в голову, что Глория смогла многого добиться в жизни? — Дороти уже жалела, что затеяла с внуком этот разговор, поскольку тот не понимает очевидных истин. — С удивительной и бесстрашной предприимчивостью девушка справилась с громадными трудностями.

— По-моему, она потратила свои детство и юность на бесплодные переживания. — В глазах Николаса вспыхнуло негодование.

— Ребенок не думает о себе и о цене, которую платит за поступки родителей. Но сейчас мы говорим о семейных узах. Ты разочаровал меня своим непониманием, Николас.

В его взоре вспыхнула неприкрытая ярость. Он упрямо тряхнул головой и произнес:

— Не хочу больше обсуждать Глорию Прайс. У меня вылет завтра утром. Так что спокойной ночи Дороти, Эмили…

Николас вышел, высоко держа голову, и даже не взглянул на танцующих. Старая женщина больше не сомневалась, что ему не хочется связывать себя серьезными отношениями с Глорией. Но почему? Неужели свобода так много значит для него?

— Он очень зол, — пробормотала Эмили.

Миссис Галанаки вздохнула.

— Я вышла из себя. Что он такое нес, Эмили? — Она повернулась к своей подруге.

Та всплеснула руками.

— Думаю, он сильно задет, но ему не хочется это признавать. Николас всегда был таким. Шутит над тем, что на самом деле его ранит.

— Сейчас он не шутил.

— Повторяю, это может означать только одно, его сильно задели.

— Они оба пострадали и обижены. — Дороти озабоченно покачала головой. — Вопрос в том, удастся ли им пройти через это испытание? Может быть, я сегодня все же разрушила барьеры предубеждения в голове своего младшего внука? Но сумеет ли он разрушить те же барьеры в голове Глории? — Ее глаза лихорадочно блестели от разочарования. — Ведь подобное не в моей власти. Только сам он может сделать это. Если, конечно, очень сильно захочет.

Было воскресное утро. Солнце пробивалось сквозь щель в не задернутых до конца шторах. Глория открыла глаза, вставать не хотелось. Не страшно, если она опоздает к завтраку. Вообще, воскресенье — хороший предлог пропустить его. Даже мысли о еде были противны, а сегодня утром особенно. И причина этого ей теперь была известна.

Вчера Глория заехала в частную клинику за результатом анализа на беременность, который сделала накануне. И доктор в ослепительно белом халате сообщил, что она беременна.

— Поздравляю вас! — улыбнулся он искренне. — Передайте также мои поздравления будущему отцу ребенка.

В ответ она нашла в себе силы поблагодарить и радостно кивнуть, и лишь потом, когда вышла на улицу и села в машину, по-тихому разревелась.

Беременна… Что же теперь делать? — подумалось ей. Да это было наказанием за ее безумное поведение с Николасом Галанакисом. Глория не могла винить его, зная, что сама ответственна за свой безрассудный поступок. В тот момент у нее даже и мысли не возникло о возможности зачать ребенка. Только потом, когда она легла в постель одна после вечеринки, запоздалое опасение появилось. Но она отмахнулась от него, решив, что было бы чудовищно несправедливо заплатить за краткий миг безумства столь непомерную цену.

И вот теперь уже не надо было объяснять себе задержку менструации жарой, стрессом, всем чем угодно, кроме правды. Она оказалась лицом к лицу с реальностью. Невозможно было отрицать собственную беременность. И теперь ей каким-то образом придется планировать свое будущее с учетом ребенка, которого она выносит и родит. Глория живо вспомнила слова Николаса об отцовской ответственности. Но разве она хотела, чтобы он был связан с ней и ее ребенком до конца жизни? Ведь ему нужен был от нее только секс.

Всего несколько дней назад он заезжал в замок, появился в беседке, где она пила чай с Дороти, и весело объявил:

— Только что я оставил у Эмили коробку с экзотическими фруктами. — Затем с ухмылочкой, предназначенной только ей, добавил: — Несколько мангостин я принес специально для тебя, Глория. Помнится, ты их любила, так ведь?