«Здесь жил Антон Чехов» - страница 2

После завтрака немцы рассаживаются на террасе и, стараясь не беспокоить друг друга, беседуют вполголоса час, другой. Мимо по шоссе мчатся машины, мотоциклеты. Вдруг на повороте за углом пансиона треск, стих шум моторов: столкновение автомобиля с мотоциклом. У автомобиля смято крыло, мотоцикл отброшен к обочине, у шофера порезана рука, у мотоциклиста содрана кожа на лице. Через две минуты подъехал шуцман на монументальной вороной лошади, одинакового цвета и блеска с его каской, застегнутой под громадными рыжими усами, в сопровождении пса, такого же рыжего, как усы.

Он слез с лошади, измеряет рулеткой какие-то расстояния между автомобилем и мотоциклеткой, между машинами и краями шоссе, делает вычисления. И пострадавшие, и окружившая их публика молча, с уважением наблюдает за его действиями. Ждут результатов.

Пес тоже некоторое время ждал результатов, потом вошел во двор пансиона и направился было к террасе. Пансионный пес, куцый, серо-пегий, с глазами Бисмарка, не спеша, но решительно пошел гостю навстречу, подошел вплотную. Шерсть чуть поднялась, серые глаза не обещают ничего доброго. Остановились морда к морде… Назрел момент, когда по всем собачьим нравам за короткой прелюдией нарастающего рычания должен последовать взрыв звериного визга с клоками шерсти на месте события, людские вопли и проклятия, с мельканием дрекольев…

У немцев и на этом фронте несколько иначе. Куцый хозяин молча стоял поперек дороги у самого носа гостя и стал рассматривать архитектуру дома. Рыжий гость совершенно не заметил этого: повернув голову вправо, он был поглощен созерцанием действительно прекрасного вида на Шварцвальдскую долину. Хозяин, по-видимому, из уважения ко вкусу гостя, немного отодвинулся в сторону. Гость сделал два-три неторопливых шага вперед по направлению к калитке. Видно было, что он располагает свободным временем. Хозяин обошел его и опять стал перед носом, любуясь все той же архитектурой. Гость повернул голову влево и тоже обратил внимание на балкон. Хозяин снова посторонился, а гость из уважения к куцему хозяину поджал хвост и зашагал несколько быстрее. Так они вышли на улицу, и тут только гость быстро повернул голову к хозяину и внимательно всмотрелся в него, но тот уже не спеша шел назад, к себе. Рыжий пес до калитки проводил его взглядом и спокойно вернулся на место катастрофы.

А во дворе напротив трудовой день в разгаре. Девушка с сестренкой уже несколько раз успела привезти с поля сено, теперь она то и дело проходит во двор и обратно с ведрами, корзиной, отвела на водопой красавицу симменталку, потом принялась убирать двор, а подле неотступно мотыльком мелькает девочка; она сгребает сено, таскает на себе небольшие корзины, кувшины, иногда из глубины двора покажется мать, высохшая, согнувшаяся от работы. В серых глазах ее та же отчужденность, что и у дочерей. И все они целый день молчат, и молчит весь двор, если не считать желтого индюка, который, важно расхаживая по двору и то и дело обиженно дуясь и краснея, выкрикивает что-то очень грозное. Так, в молчании, кипит работа до сумерек. В сумерках во дворе пусто, только у ворот время от времени маячит силуэт высокой, чуть сутулящейся девочки. Кого она ждет? Что это за странная семья?

Двадцать лет тому назад здесь, на курорте, произошли вот какие события.

В июле того года исполнилось десять лет, как из белоснежного отеля, что выходит в парк, полетела в Россию разящая в сердце весть: скончался Чехов. И теперь, в печальное десятилетие, его друзьями, во главе с врачом, на руках которого умер Чехов, прибита над окном отеля дощечка с надписью на немецком языке: «Здесь жил писатель Антон Чехов, в июле 1904 года».

Если бы только — жил… Он здесь умер. Но этого слова нельзя писать на курорте, да еще — на стене коммерческого отеля. Тогда же и теми же почитателями Чехова был поставлен в парке бронзовый бюст Антона Павловича.

А через двадцать дней вспыхнул пожар мировой войны, и добрые баденвейлерские патриоты поспешили бросить в этот огонь чеховский бюст, перелив его на пушку.

И еще один факт имел здесь место в эти дни. У Курта Альбрехта, содержателя извозчичьего двора, сразу же как началась война, пошатнулись дела, и он рассчитал Франца Шредера, двадцатипятилетнего парня. Франц жил у старика тестя в этом самом доме, что напротив. Здесь у него была жена Луиза с двумя маленькими детьми. А в городе был брат — Карл Шредер, булочник. Франц пришел к брату и спросил, не будет ли у него работы. Но Карл ответил, что не такие теперь времена, что ему самому не хватает дела, от которого он просит не отрывать его по пустякам. Франц пошел искать работы в другие места: искал в Нидервейлере, искал в Мюльхаузене — нигде нет. А когда вернулся домой, Луиза сообщила, что его искал шуцман. Сказал, чтоб никуда не отлучался, так как он всякий час может быть призван в армию. Франц в эту ночь не спал, слушал, как плачет Луиза. Потом он взял у тестя сорок марок, поехал в Мюльхаузен и купил на них в магазине ружье. До ночи он скрывался где-то в бору Шварцвальда, а ночью вошел в дом к старухе, одиноко жившей на краю Нидервейлера, и потребовал у нее денег, а для острастки выстрелил в стенку. Старуха упала без чувств; он нашел у нее семьдесят марок и ушел домой, а ружье по дороге бросил в высокую траву.