Здравствуй, Чапичев! - страница 10

— Понятно, — ответил Яша, но с места не тронулся. Теперь он уже стоял неподвижно, слегка расставив ноги в своих удивительных штанах, и разглядывал меня в упор, со странным любопытством, как будто видел впервые, словно это был не я, а какое-то чудо заморское.

— Что смотришь, не видел, что ли?

— Таким не видел.

— Ну вот что, разговаривать мне с тобой некогда и неохота…

— А если мне охота?

— Ты, я вижу, большой нахал.

Он почему-то вздохнул и направился к двери. Но не вышел, а прислонился к косяку. Я вспомнил салон Ветросова.

— У нас калитка есть со стояками и забор деревянный, можешь там почесаться, если чешется.

— Руки у меня чешутся дать тебе по зубам. Но не бойся, драться не буду. Не за тем пришел. Я вот что хочу спросить у тебя. Помнишь, о чем ты говорил в первый день, когда мы в тир пошли? Помнишь?

Такой поворот разговора мне не понравился. Я промолчал. А Яша, не дождавшись ответа, сказал:

— А я помню. Хорошо помню. Ты же сам хвалил мою память.

— Ладно, — сказал я. — У меня тоже есть память.

— А как же! Конечно есть, — оказал он весело, точно радуясь, что я не обманул его ожиданий. — Значит, помнишь, что говорил: «освобождение… образование… сознательность».

— Что же, я должен сознательность и образование силой в твою башку вбивать?

— А я что!.. Пожалуйста, вбивай.

— Спасибо… А ты за это будешь мне нос квасить?!

— Так это же по-глупому вышло. Понимать надо. Ты же сознательный. — Он вдруг схватил мою руку и крепко ее тряхнул. — Ну брось, не сердись. Если хочешь, стукни меня по морде. Крепко стукни, изо всей силы. Я и глазом не моргну. А про ту проклятую цибулю и думать больше не буду. Хочешь сто раз прочитаю: лук, лук, лук… Ну как, не сердишься? Ты мне поверь — не ошибешься. Яшка такой парень, за кореша — в огонь и в воду. Вот хочешь, я тебе одну вещь покажу. Никому не показывал, а тебе покажу. Хочешь?

Его натиск был так силен, просьба была такой горячей, голос звучал так искренне, что я не устоял.

Не дав опомниться, Яша увлек меня за собой. Мы пришли на пустырь рядом с их домом. Тут сушились саманные плитки, сложенные в конусообразные шалашики, чем-то напомнившие мне индейские вигвамы из книг Фенимора Купера и Майн-Рида.

— Вот сюда, сюда давай, здесь у меня тайник, — оглядываясь по сторонам, зашептал Яша. Я уже перерос такие игры и чуть не рассмеялся: тайник, индейский вигвам… Смешно. Нам не по десять лет. Хотя не очень охотно, я все же полез за Яшей в один из саманных шалашей. Все-таки хотелось увидеть, что он там прячет.

Яша разгреб солому, приподнял какую-то деревянную крышку и достал из неглубокой ямки большой черный револьвер.

— Вот, — сказал он, протягивая мне револьвер. — Ковбойский кольт, настоящий. Не бойся, бери смело. Он пока еще не заряжен.

Я держал в руках тяжелый кольт и удивлялся: до чего грозная и внушительная штука! А Яша, прижавшись к моему плечу, приглушенным голосом торопливо выкладывал мне историю своего кольта.

Оказывается, револьвер ему подарил все тот же Тимка, с которым он познакомился в больнице. Тимку многие в городе знают. Он конокрад, разбойник. Нет, нет, вовсе не вор. Воры злые, жадные, а Тимка добрый. Он угоняет из куркульских табунов коней и отдает их бедным. Ну, не всегда бесплатно: ему тоже жить нужно. Однако совсем дешево, за гроши. Словом, Тимка за бедных, против богатых, против куркулей и нэпманов, против всех буржуев.

— Вот и я тоже стану таким, как Тимка, — неожиданно закончил Яша. — Только окрепну немного после скарлатины, наберусь сил и начну давать духу всем куркулям и нэпманам. Аж дым от них пойдет. Маску на лицо, кольт в руку, и ну чесать.

— Так он же у тебя не заряжен, твой кольт, — рассмеялся я.

Яша чуть слышно вздохнул.

— Это верно. Патроны к нему достать трудно. Не делают теперь таких патронов. Ты посмотри, какие у него дырки в барабане. Ужас какие большие. Ну ничего, я сюда пробки от пугача приспособлю. Богатые, они трусливые. Они же не поймут, из чего стреляют. Я бах-бах, а они лапки кверху. Первым делом я нэпмачей наших пощупаю. Все у них отберу и бедным раздам. А себе ничего. Мне самому ничего не нужно. Потом до куркулей доберусь. Души из них вытрясу. Всех коней ихних угоню, до единого. Пригоню в воскресенье табун на базар и крикну: «Э, беднота, налетай, бери какого хошь…»