Здравствуй, Чапичев! - страница 15

стр.

Случилось так, что мы не виделись несколько дней. А когда в воскресенье я пришел к Чапичевым, Яша был все такой же мрачный и печальный.

— Ты не сердись, — сказал он виновато. — Не могу я сегодня заниматься.

— Как хочешь.

— Я хочу, да не могу. Тимку сегодня отправляют.

Я не удержался, съязвил:

— Куда это его отправляют? Снова в домзак?

Яша посмотрел на меня с укором:

— Какой ты! А еще сознательный. В кавалерию Тимку отправляют, в полк червоного казачества. А ты говорил…

— А что я сказал? Только правду.

— Правду! — Яша горько усмехнулся. — Много ты в ней понимаешь. По твоей правде Тимке только в домзаке место. А за Тимку сам комиссар поручился. Обнял его и при всех сказал: «Ставим крест и маузер на твоей прежней непутевой, беспризорной житухе».

— Так и сказал: «Крест и маузер»? — усомнился я.

— Так и сказал: «Ставим крест и маузер. Начинай новую жизнь, хлопец. Смело начинай, а мы поможем».

— Ну что ж, я рад за твоего Тимку.

— А ты чего радуешься? — не поверил Яша. — Ты же его не любишь.

— Не люблю, — признался я. — А ты вот любишь и не радуешься.

Яша ничего не ответил. Но я и так видел, как тяжело переживает он предстоящее расставание с Тимкой. И не только с Тимкой, но и с захватывающей мечтой о смелом и справедливом конокраде с черной маской на лице и огромным кольтом в руке. Потому что это тоже уходило вместе с Тимкой…

Мы вышли из клуни и направились в сторону вокзала. Некоторое время молчали.

— Тимке хорошего коня дадут, — вдруг заговорил Яша. — Командир из кавалерии обещал: «Самого лучшего тебе, говорит, дадим коня, чистокровного».

— Фюйть! — присвистнул я. — Был конь, нет коня. Уведет его Тимка. У конокрадов это болезнь. Не утерпит.

Яша вздохнул.

— Ты только не сердись, — сказал он. — Наврал я тебе тогда про Тимку. Никакой он не конокрад. Это когда мы в больнице лежали, вместе придумали: угонять куркульских коней. А потом Тимка передумал.

— Сказки мне рассказываешь. То он конокрад, то не конокрад. Может, он у тебя какой-нибудь святой?

Яша снова вздохнул.

— Не… Не святой. Понимаешь, он беспризорный был. Отец и мать померли в голодуху. Остался Тимка один. Шатался-шатался, потом его один куркуль на базаре в Хорлах нанял коней пасти. Хитрый оказался куркуль. «Я, — говорит, — тебе, Тимка, заместо отца буду». Обманул, подлюга. За два года он Тимке даже штанов не купил. Лопнуло у Тимки терпение. Пошел он к куркулю и говорит: «Хозяин, давайте расчет». А куркуль крутить начал: «Какой расчет? Ты же мне как сын». Рассердился Тимка, ночью взял в табуне хорошего коня — и на базар. Покупатели спрашивают: «Где на коня бумага?» А откуда у Тимки бумага? Так и попался. Тимка начальнику милиции все рассказал про куркуля, а начальник ни в какую — не верит. «Факт, — говорит, — налицо, конь при тебе, а на коне хозяйское тавро». Ну и взяли Тимку. Сначала в домзак, а потом в колонию.

— Вот видишь. Значит, он все-таки конокрад. Увел же коня.

— Так он же своего увел, кровно заработанного.

«А ведь верно, — подумал я. — Заработал Тимка этого коня».

И как-то сразу испарилась моя неприязнь к Тимке. Наверное, неплохой он вовсе. И я зря придираюсь. Неожиданно для самого себя я взял Яшу за руку и сказал:

— Знаешь что, Яша, у меня рубль есть на кино. Но черт с ним, с кино. Давай лучше купим Тимке на дорогу папирос. Самых лучших, «Сальве». Идет?

— А ты не брешешь?

— Правду говорю.

Яша рассмеялся и сильно хлопнул меня по спине:

— Ты ничего, в общем, свойский парень. — И уже деловито посоветовал: — «Сальве» дорогие. Ты лучше подешевле купи и побольше.

Мы купили папирос и побежали на вокзал к эшелону, с которым отправляли призывников. Так я познакомился с Тимкой. Всего час, а то и меньше длилось это наше знакомство. Но Тимка мне успел понравиться по-настоящему. Хороший это оказался парень. Веселый, добрый и, что самое главное, разговаривал он с нами не с высоты своих двадцати с лишним лет, а как равный с равными.

Когда послышалась команда «По вагонам!», Тимка крепко стиснул мне руку и шепнул:

— Корешку помоги. Он парень башковитый.

Яшу он порывисто обнял, дружески похлопал по плечу и тепло попрощался: